Николай Кузанский - Сочинения в 2-х томах. Том 2

Охота в этом поле радостно захватывает тем, что возможность-бытие есть действительность всякой возможности и поэтому все идущее за возможностью стать при своем актуальном становлении существует лишь подражая акту возможности-бытия — вечному несозданному акту, сообразно которому необходимо становится все актуально становящееся. В самом деле, если возможность стать и действительное бытие различаются, а вечность, Бог, их различию предшествует, то в этой вечности, где возможность стать и действительное бытие не различны, ты усматриваешь все ставшее и могущее стать как действительное и все видишь там единой вечностью. Все, что стало или станет, будучи сотворено вместе с возможностью стать, тоже необходимо следует своей действительности, [божественной] вечности. Даже единое и его потенция различны: актуально единое как начало числа следует за возможностью стать, потому что может быть размножено, то есть не является актуально тем, чем может быть; потенциальным образом единое есть всякое число, а тем самым единое и его потенция различны. Но рассмотри его в возможности-бытии, опережающей это различие, и увидишь, что в вечности единое и его потенция раньше всякого различия актуально суть эта вечность: всякое число, могущее актуально сложиться из потенции единицы после возможности стать, ты в ней видишь тоже актуально самой вечностью, причем актуальность числа, какое становится или станет, следует ее вечному акту, как образ истине. Скажем, монада в вечности есть единое таким образом, что актуально есть все могущее возникнуть в качестве единого; два в вечности — не больше два, чем все могущее стать двумя, и так далее о каждом. Ты видишь, что [любые] два, актуально возникающие из возможности стать, подражают двум в вечности, причем отношение двух после возможности стать к тем двум, которые суть вечность, подобно отношению исчисляемого к неисчисляемому или конечного к бесконечному.

Ясно, что философы, же вступившие в это поле, самой захватывающей охоты не знали. А отпугнула их вступить та предпосылка, что, подобно всему следующему за возможностью стать, Бога тоже будто бы надо искать по сю сторону различия противоположностей; они не думали найти его раньше различия прямо противоположных вещей. Считая, что уловить его можно только в области, очерченной известным принципом «что-либо существует или не существует», хотя Бог опережает даже и этот принцип, возвышаясь над кругом его действия, они не искали его в поле возможности-бытия, где возможность быть и действительное бытие не различны. О возможности-бытии я подробнее писал в диалоге, так что здесь пусть будет достаточно коснуться ее так.

Аристотель пишет в своей «Метафизике», что Сократ первый обратился мыслью к определениям; определением дается знание, в нем выражается соответствие определяемого его роду и его видовое отличие, а [определяющее] слово свертывает это в своем значении [480] Об определении — «Неиное» I, 3 и прим. 1. . Искомое, по-видимому, предстает в своем определении тем способом, каким может познаваться. Но ум, ведущий свою охоту в поисках того, что раньше самой возможности стать, обязательно замечает, что оно раньше и иного: то, что раньше возможности стать, не может стать иным, ведь иное — после возможности стать, и, поскольку все это так, [начало] нельзя ограничить пределами чего-то иного, то есть нельзя очертить и определить через род и видовые определения, которым оно предшествует. Значит, оно неизбежно будет своим собственным определением, — это ясно уже из сказанного выше, раз оно предшествует различию определения и определяемого, — при том что им же все и определяется, потому что не может существовать, не получив от него бытия и определения. Все это прекрасно видел Дионисий, говорящий в главе о совершенном и едином книги «Божиих имен»: «И это Единое, всеобщая причина, — не единое из многого, а предшествующее всякому такому единому и всякому множеству определяющее начало любого единства и множества» [481] Там же 14, 70 (О Бож. именах 13, 2). .

Поле, где идет увлекательнейшая охота за тем, что определяет и само себя, и все, я называю неиным. Неиное определяет и себя самого, и все; в самом деле, на мой вопрос: «Что есть неиное?» — уместнейшим ответом будет: неиное есть не что иное как ценное, а на мой вопрос: «Что есть тогда иное?» — правильным ответом будет, что иное есть не что иное как иное; равным образом мир есть не что иное как мир, и так далее обо всем, что можно назвать. Самое раннее и вечное, ты теперь видишь, можно в сладостной охоте искать на поле неиного; как определение самого себя и всего иного оно ни в чем ином не обнаруживается яснее, чем в неином. В этом поле ты улавливаешь триединство самого раннего как своего собственного определения: неиное есть не что иное как неиное [482] Там же 1, 4. . Ум дивится этой тайне, когда при внимательном рассмотрении замечает в этой троице, без которой нет определения Богом самого себя, единство, раз определение есть вместе и определяемое. Бог в своем триединства есть, кроме того, определение, определяющее и себя, и все. Разум убеждается, что, определяя собой иное, Бог не есть иное для этого иного. Действительно, с отнятием неиного не останется иного: ведь для своего существования иное обязательно должно быть не иным, чем иное, иначе оно было бы иным, чем оно само, то есть его не было бы! Неиное как предшествующее иному не может при этом стать иным, будучи актуально всем, что просто может быть.

Заметь еще, что неиное по своему значению не совпадает с тем же: поскольку то же есть не что иное как то же, неиное предшествует ему и всему, что может быть названо. Так что Бога можно назвать неиным, поскольку он не иное ни для чего иного, но из-за этого еще не тоже для чего угодно; скажем, он неиное для неба, но не то же для него. И свойство быть не иными, чем они есть, у вещей от того, что Бог их определяет. От того же неиного им присуще порождать не иное по виду, а создавать себе подобное: благое благотворит, белое обеляет, и так далее обо всем [483] Ср. О становл. 1, 147; 149! .

Охотники-любомудры не вступили на это поле, а только в нем отрицание не противополагается утверждению: неиное не противоположно иному, поскольку определяет и предваряет его. Вне этого поля утверждению противополагается отрицание, например бессмертному — смертное, нетленному — тленное, и так обо всем; неиное — единственное исключение. Искать поэтому Бога в других полях, где он не обретается, — бесплодная охота: Бог не таков, чтобы чему-то противополагаться, если он раньше всякого различия противоположных. И будет менее совершенным именовать Бога живым, тогда ему противопоставится неживое, или бессмертным, тогда ему противопоставится смертное, чем неиным, которому не противоположно ни иное, ни ничто, поскольку неиным предваряется и определяется даже само ничто, раз ничто есть не что иное как ничто. Глубочайшим образом божественный Дионисий говорил, что Бог во всем все и ни в чем ничто. Впрочем, о неином год назад в Риме я тоже написал подробнее в диалоге, так что здесь об этом достаточно.