Николай Кузанский - Сочинения в 2-х томах. Том 1

Ты видишь, Юлиан, что твое единство в своей конкретной человечности по-разному причастно тремя своими областями триединому свету и что в высшем благородстве твоей природы ты высшим образом, интеллектуально, причастен высшему единству, или бытию, которое есть понимающая сила, высшему равенству, которое есть сила уравнивания, или правосудия, а также высшей связи, которая есть сила соединения, или любви. Точно так же срединным образом ты причастен этой триединой силе в срединной области, и соответственно ты замечаешь, что конкретным образом причастен силе рассудочного бытия, или различения, рассудочного уравнивания, или правосудия, и рассудочной связи, или любви. А в низшей области ты причастен силе чувственного бытия, или ощущения, чувственного уравнивания, или правосудия, и чувственной связи, или любви. Все эти полученные через приобщение силы свернуто заключены в силе твоей человечности. И поскольку в причастности единству, или бытию, ты причастен равенству и связи, пребывающим в этом единстве, то в полученном через приобщение единстве твоего интеллекта пребывает сила равенства бытию интеллекта, то есть сила понимания, и сила связи, или любви, исходящая из интеллекта и его понимания: интеллект любит свое понимание, и эта духовная любовь предполагает интеллект, и интеллект понимающий (intelligentem). То же надо сказать о рассудке и чувстве.

Итак, отец Юлиан, ты причастен силе, которая несет в себе природы равенства и связи, и твой интеллект, приобщаясь по-своему к божественному бытию, в равенстве ему может понимать и вбирать понятое; твое понимание есть не что иное, как равенство единству, которому причастен твой интеллект. Знай, что и сила понимания у тебя благодаря равенству, или подобию божественного света, которому ты интеллектуально причастен. Так же и сила рассуждения и ощущения. А раз причастность этому единству тем совершеннее, чем больше равенство ему и связь с ним, то понимание и связь, не могут возрастать без совершенствования единства интеллекта. Интеллект тянется к пониманию и любви ради совершенства своей природы. Так же рассудок тянется к рассуждению. А чувство — к ощущению.

Здесь причина, что интеллект стремится изобрести интеллектуальные искусства, которые суть умосозерцания, чтобы помочь ими себе для своего питания, сохранения, совершенства и украшения. И как он производит эти созерцательные науки из света, которому интеллектуально причастен, так рассудок строит рассудочные искусства из света, которому он рассудочно причастен, а чувство добывает чувственные искусства для питания, сохранения, совершенства и украшения чувственной природы из света, которому оно причастно чувственным образом [338] К понятию света в отношении чувственных искусств см., напр., Прост. об уме 2, 63. . Не пренебрегай тем, что уже неоднократно слышал: приобщение рассудка к божественному свету надо представлять после интеллекта и через его посредство, равно как [приобщение к нему] чувства — после рассудка.

Ты видишь, отец Юлиан, и свое богоподобие. Конкретизованная в тебе человечность триедина: она есть — конечно, в индивидуальной конкретности — единство, или бытие, в котором равенство и связь. Ты являешься человеком через это бытие твоей человечности, причем так, что в том же бытии есть равенство бытия — справедливая закономерность (iustitia), или порядок, — и связь, или любовь. В самом деле, сообразно равенству единства все, что в тебе есть, закономернейшим образом упорядочено в этом единстве: все твои члены явно хранят закономерность, то есть порядок равенства твоему единому бытию; телесные члены сообразны телу, тело — жизненной душе, жизненная — чувствующей, чувствующая — рассуждающей, рассуждающая — интеллектуальной, все вместе — единству твоей человечности. А как в единстве — этот закономерный и справедливый порядок, так в единстве — и связь любви: в единстве твоего бытия есть связь, делающая все вместе единым человеком; если эта связь в единстве прекратится, равным образом неизбежно распадется и твое единое человеческое бытие.

На себе самом тебе совершенно ясно, что и вообще никакая конкретная вещь не может существовать иначе как через единство, в котором — равенство и связь; в себе самом ты приходишь так к знанию обо всем, видя, что любая вещь по-своему причастна к абсолютнейшему триединству. По себе же самому ты заключаешь о вселенском порядке в единстве, видя справедливую закономерность только в том порядке, который укоренен в единстве. Поистине не несправедливость, но закономернейшее равенство то, что твоя голова расположена вверху и в ней мозг, глаза, уши и по порядку все прочее, а ноги внизу, потому что верх, низ и весь этот порядок членов, разрешаясь в единство, может быть только самым справедливейшим. Наиболее справедлив и закономерен этот порядок, проявляющийся в единстве. Наоборот, порядок, тяготеющий к разделению и инаковости, наиболее несправедлив и противен божественности.

На самом же себе ты усматриваешь величайшую крепость той любовной связи, которая живет в единстве. Любовь, или связь, и означает ведь единение: любовь единит любящего с любимым. Но любовь, или природная связь, соединяющая, например, твою голову с твоим телом, есть не иная любовь, чем исходящая из единства и равенства ему. Их связь идет от корня твоего бытия и от равенства порядка [телесных членов] этому единству. Ничто вне единого и порядка, отвечающего единому, как ты видишь отсюда, не есть любовь, причастная божественной связи. Поэтому нельзя любить ничего в мире иначе как во вселенском единстве и порядке. Нельзя любить ни одного человека иначе как в единстве и порядке человечности, а человека как родовое существо нельзя любить иначе, чем в единстве и порядке живых существ. И так далее.

На самом же себе ты сможешь понять отсюда, какой выбор сообразен Богу (electiones deiformes). А именно, ты видишь, что Бог, который есть бесконечная связь, достоин любви не как некая влекущая нас конкретная вещь, а как абсолютнейшая бесконечная любовь. В любви, какой любят Бога, должны быть поэтому простейшее единство и бесконечная справедливость. Тем самым всякая любовь, какой любят Бога, обязательно окажется меньше той, какою он может быть любим. Ты сознаешь также, что любить Бога — то же самое, что быть любимым Богом, потому что «Бог есть любовь». Чем больше кто любит Бога, тем больше он поэтому причастен к божественности. Точно так же через свою причастность к божественному свету ты усматриваешь справедливость и равенство всего, что содержит в себе единство и связь. Когда закон отступает от единства и связи, он не может быть справедлив. Закон «делай другому то, что хочешь, чтобы делали тебе», представляет равенство единства. Если хочешь быть праведным, ты должен делать только то, что не отступает, от равенства, в котором единство и связь. Тогда в единстве и любви ты равным образом будешь переносить превратности, бедность и богатство, почести и бесславие, не собьешься ни в правую, ни в левую сторону, но останешься в надежнейшей середине равенства [339] В надежнейшей середине — см. наставления Фаэтону у Овидия («Метаморфозы» II 137). . Ничто не сможет оказаться тебе тяжелым или враждебным, если все то, что кажется враждебным чувству, ты поймешь умом и с готовностью примешь как должную ношу в равенстве единству бытия и любви, потому что в нем благородное, возвышенное и счастливое приобщение к божественности. Наконец, ты видишь, что в том же самом равенстве свернуто заключается вся нравственная добродетель (moralem virtutem), так что не может быть и добродетелью, если не пребывает в приобщении к этому равенству.