Жорж Батай - Проклятая доля

Мы должны всего лишь принять во внимание один ясный принцип, лежащий в основе всех политических суждений.

Если угроза войны заставит США посвящать основную часть избытка военному производству, то будет бесполезным говорить о какой-то мирной эволюции: тогда война разгорится наверняка. И лишь в той мере, в какой угроза войны заставит США хладнокровно - и безвозмездно - посвятить значительную часть избытка повышению жизненного уровня в мировом масштабе, движение экономии даст приросту энергии иной выход помимо военного, а человечество будет спокойно продвигатъсякобщему разрешению своихпроблем. Р ечь идет не о том, что отсутствие разоружения означает войну; но американская политика колеблется между двумя методами: то ли перевооружать Европу с помощью нового ленд-лиза, то ли хотя бы отчасти использовать план Маршалла для ее военного оснащения. В сегодняшних условиях разоружение - лишь тема для пропаганды, но никоим образом не путь к выходу. Но если американцы откажутся от особого характера плана Маршалла, от использования значительной части излишка в невоенных целях, то этот излишек взорвется там, где они решат. В момент взрыва можно будет сказать: политика Советов сделала катастрофу неизбежной. И утешение будет не только абсурдным, но и лживым. Впредь можно утверждать и противоположное: использовать избыток производительных сил ради одних военных целей означает отнестись к ним всерьез, взять на себя ответственность за войну. СССР, несомненно, подверг Америку суровому испытанию. Но чем стал бы этот мир, если бы в нем не было СССР, чтобы пробудить его, подвергнуть его испытанию и принудить его к "изменению"?

Я обрисовал неотвратимые последствия стремительного вооружения, но это никоим образом не означает разоружения, о котором бессмысленно даже думать. Разоружение настолько мало возможно, что мы неспособны даже вообразить его последствий. Мы плохо понимаем, до какой степени бесполезно предлагать этому миру отдохнуть. Покой и сон тут в крайнем случае могут стать всего лишь предтечами войны. Только ДинамиЧный Мир [77] Это формулировка Жан-Жака Серван-Шрайбера. См. L 'Occident face a la paix, серию примечательных статей, опубликованных в Le Monde за 15,16-17 и 18 января 1948 г. отвечает назревшей необходимости в изменениях. Это единственная формулировка, которую можно противопоставить революционной воле Советов. И ДинамиЧный Мир означает, что такая решительная воля поддерживает состояние угрозы войны, вооружение противостоящих друг другу лагерей.

Из этого утверждения следует вывод, что только успех американских методов подразумевает мирную эволюцию. Большая заслуга Альбера Камю состоит в том, что он весьма ясно показал невозможность революции - по меньшей мере классической, - без войны. Но нет необходимости видеть в СССР воплощение одной лишь бесчеловечной воли, а в политике Кремля - происки злых сил. Разумеется, жестоким было бы желать расширения режима, основанного на всевластии тайной полиции, на подавлении мысли и на многочисленных концентрационных лагерях. Но на свете не было бы советских лагерей, если бы грандиозное движение народных масс не отвечало неотложной необходимости. В любом случае, было бы напрасным притязать на какое-то самосознание, не замечая смысла, истины и решающей значимости напряжения, поддерживаемого в мире Советским Союзом. (Если бы этого напряжения не существовало, то всякое успокоение было бы напрасным, а поводов для страха было бы больше, чем когда-либо.) Тот, кто позволяет страсти ослепить себя и видит в СССР только чрезмерность, вовлекается в подобную же чрезмерность, - по крайней мере в смысле ослепления: он отказывается от всякого здравомыслия, благодаря которому у человека появляется шанс в конечном счете обрести с амосознание. Разумеется, самосознание нельзя исключать и в пределах советской сферы. Но его невозможно связать ни с какой из существующих данностей. Под действием угрозы самосознание предполагает стремительное изменение [78] Как показал Ж.-Ж. Серван-Шрайбер и какимеют обыкновение полагать передовые американские интеллектуалы, можно ожидать ощутимой и стремительной трансформации во внутренней ситуации Соединенных Штатов, а также резкого взлета новой политической силы - профсоюзов. , а затем и победу господствующей части Земного шара. Отныне с амосознание предполагается в окончательном выборе американской демократии и может привести ее куспеху без войны. О национальной же точке зрения не может быть и речи. [79] Зачем отрицать тот факт, что от других стран, помимо СССР и США, уже не могут исходить инициативы, стремящиеся к независимости в глубоком смысле этого слова? Объяснять это имеет смысл разве что в газетной полемике.

Несомненно, парадоксально связывать с этими сугубо внешними обусловленностями столь сокровенную истину, истину самосознания (возвращения бытия к его полной и нередуцируемой суверенности). [80] Которая представляет собой свободу в пределах мгновения, независимо от того, какую задачу предстоит выполнить. И все-таки глубокий смысл этих обусловленностей - и всей книги - легко уловить, если мы незамедлительно вернемся к самому существенному.

И прежде всего парадокс доводится до крайности в силу того, что политика, которая планируется исходя из "экономии, господствующей в мировом масштабе", имеет целью всего лишь повышение мирового жизненного уровня. [81] Я не оговорился: мирового ; и в этом смысле в последней ориентации американской политики, обозначенной в "плане Трумэна", больше смысла, чем в самом плане Маршалла. Само собой разумеется, представляется бессмысленным видеть разрешение проблемы войны в экономических мерах плана Маршалла. По правде говоря, эти меры, даже будучи последовательными, могли бы устранить лишь необходимость, но не возможность войны; однако при ужасной угрозе гонки вооружений, этих мер могло бы, в принципе, оказаться достаточно. Как бы там ни было, ничего большего сделать нельзя. В каком-то смысле это вводит в заблуждение и угнетает. Но здесь - отправная точка и основа самосознания, а не его завершение. Это следует представлять себе с достаточной ясностью.

Если самосознание по своей сути означает полное овладение сокровенностью, то надо вернуться к тому факту, что всякое овладение сокровенностью приводит к обману. [82] См. выше, часть 4, гл. 2 "Буржуазный мир". Жертва может установить лишь сакральную вещь. Сакральная вещь экстериоризирует сокровенное: она дает увидеть извне то, что на самом деле находится в глубинах. Вот почему самосознание в конечном счете требует, чтобы в мире сокровенного перестало что-либо происходить. Речь никоим образом не идет о воле к упразднению того, что продолжает существовать: кто бы стал говорить об упразднении творений искусства или поэзии? Но надо выявить некую точку!, где сухое здравомыслие совпадает с чувством сакрального. Это подразумевает сведение сакрального мира к элементу, в наиболее чистом виде противостоящему вещи, то есть к чистой сокровенности. Фактически - как в опыте мистиков - это сводится к интеллектуальному созерцанию "без формы и без модусов", противостоящему соблазнительным образам "видений" божеств и мифов. Под углом зрения, вводимым в этой книге, это как раз и означало бы разрешение фундаментального спора.