Владимир Шохин - Первые философы Индии

Искусство выдвигать тезисы и антитезисы было популярно в Индии задолго и до эпохи Будды. Еще в ведийский период считалось, что торжественное жертвоприношение, особенно в такой решающий момент, как переход от старого года к новому, существенно выиграет в своей действенности, если помимо собственно жрецов и чтецов гимнов будут присутствовать и специалисты в загадывании загадок. Участники игры в священное знание обычно делились на две партии, которые состязались друг с другом, и это состязание называлось брахмодья , а ее участники-победители получали призы. Одна «партия» просила другую, например, ответить, о каком боге известно, что он «темно-рыжий, разноликий, юный и украшает себя в золото», а другая тотчас предлагала загадку о том, кто «опустился в лоно некто сияющий, самый мудрый из богов» [25] Ригведа VIII. 29. 2. Весь гимн (из десяти стихов) построен как цепочка загадок: каждый стих содержит намек на какое-нибудь божество, которое не названо по имени, но которое можно узнать по различительному признаку-характеристике. Индийские загадки в игре в священную мудрость, занимавшие важное место в соревнованиях риши, анализируются в работе: Хейзинга И. Homo Ludens. М., 1992. С. 124–126. . В первом случае подразумевался Сома, во втором — Агни, но тезиса и антитезиса пока еще не было. Нет, однако, сомнения, что в поздневедийский период появились и они. Вспомним, как Уддалака Аруни отвергал мнение тех, кто считал, что мир возник из не-сущего, полагая, что он мог появиться только из сущего, и перед нами уже будет краткая запись более «продвинутой» брахмодьи. Но эти ритуальные турниры, на которых выступали и общепризнанные «звезды» вроде легендарного мудреца Яджнявалкьи, любимца царя Джанаки, еще не означали введение в действие логической аргументации. Более чем вероятно, что эта аргументация осваивалась теми, кто изучал одну специальную дисциплину знания поздневедийских школ под названием ваковакья — искусство задавать вопросы оппоненту, отвечать на его вопросы и одерживать победу в дискуссии. Здесь мы имеем уже непосредственную предшественницу локаяты, но не ее саму: дискуссия велась пока еще по ритуаловедческим (в широком смысле), а не по мировоззренческим проблемам.

Слово « локаята » означает «распространенное в мире» и включается в устойчивый куррикулум дисциплин шраманской эпохи. Ее изучали в «продвинутых» брахманских школах и в брахманском «университете» северного города Таксилы наряду с заучиванием ведийских гимнов-мантр, искусством раздельного чтения ведийского текста (разбитого по слогам), лексикологией, грамматикой, фонетикой, знанием священных преданий, искусством распознавания 32 знаков «великого мужа», а также с другими дисциплинами и искусствами. Один из знаменитых брахманов того времени по имени Поккхасаради наставлял в локаяте своих многочисленных учеников.

Среди палийских источников по локаятикам можно выделить две супы, специально им посвященные. В «Локаятика-сутте» из собрания Самъютта-никаи один брахман-локаятик предлагает Будде серию вопросов касательно мироустройства, которые тот добросовестно игнорирует как бесполезные, предлагая своему собеседнику вместо них собственное учение о зависимом происхождении факторов бытия индивида (см. «Будда»). Здесь же локаятики в целом характеризуются как диспутанты, отстаивающие и опровергающие с одинаковым успехом любые тезисы: «Все существует — ничего не существует», «Все есть единство — все есть множественность».

О том, кáк именно первые индийские диалектики осваивали искусство локаяты, мы, к сожалению, не знаем. Но более поздние свидетельства не оставляют сомнений в том, что брахманы, специализировавшиеся по локаяте, упражнялись под руководством наставников в умении доказывать и опровергать «парные» тезисы и антитезисы (на них есть указание в «Локаятика-сутте»). Например, очень известный буддийский санскритский памятник «Ланкаватара-сутра» (первые века нашей эры) воспроизводит предметы этих упражнений: «Все создано кем-то ничто никем не создано»; «Все невечно — все вечно»; «Все является следствием чего-то — ничто не является ничьим следствием»; «Все единство — все множественность», «Все двойственно — ничто не двойственно», «Все изъяснимо — ничто не изъяснимо»; «Атман есть — Атмана нет»; «Этот мир существует — этот мир не существует»; «Тот мир существует — тот мир не существует», «Освобождение есть — освобождения нет» и т. п.

Очевидно, что в этот долгий перечень тезисов и антитезисов (а мы его еще не завершили) включены и проблемы, которые обсуждались в более позднюю эпоху, чем шраманская (типа вопросов о двойственности, вербализуемости знания и об освобождении), но наличие антитезы «Все — единство» и «Все — множественность», которая, как мы только что видели, была предложена для разрешения Будде, свидетельствует наряду с чисто шраманскими вопросами о вечности мира, существовании другого мира и прочими, о том, что «Ланкаватара-сутра» воспроизводит «режим работы» и интересующей нас ранней локаяты. Упражняясь в аргументах pro и contra, локаятики не могли не осваивать законов традиционной логики. Их тезисы и антитезисы позволяют считать, что они различали два основных отношения альтернативности, сформулированные позднее в «Аналитиках» Аристотеля: их альтернативы обнаруживают отношения и контрадикторности (тезис В противоречит тезису А ) и контрарности (тезис В противоположен тезису А ).

Нет сомнения и в том, что на своих школьных занятиях локаятики отрабатывали и софизмы. Комментатор палийского канона Буддхагхоса приводит образчик их искусства словесного фехтования: «Кем был создан этот мир? Тем-то. Ворона белая ввиду того, что ее кости белые, журавль красный ввиду того, что у него кровь красная». Перед нами явление, которое можно условно назвать диалектической метафорой: софизм является

результатом того, что суждение о части (цвет костей, цвет крови) переносится на целое. Вероятно, локаятики вопрошали друг друга: принадлежат ли кости вороны вороне? а если да, то может ли ворона быть одним, а ее кости другим? В средневековых палийских лексиконах приводятся аналогичные софизмы вкупе с тезисами и антитезисами: «Все чисто — ничто не чисто; ворона — белая, цапля — черная; на таком-то основании и на таком-то». Более чем вероятно, что локаятики на своих занятиях делились, как и ведийские жрецы, на две «партии», которые поочередно отстаивали соответствующие тезис и антитезис (вначале одна «партия» настаивала на том, что все есть единство, а не множественность, затем вторая), выдвигая и соответствующие софизмы.

Однако имеются все основания полагать, что локаятики применяли свое «школьное» искусство аргументации и за порогом школы. Тот же Буддхагхоса однажды называет в качестве «локаяты» и текст диспутантов, которых он называет витандиками. А это значит, в свою очередь, что локаятики рассматривались им в виде диспутантов, стремящихся к победе любым способом, не выдвигающих своих «доктрин», но живущих лишь разрушением «доктрин» оппонентов. В таком случае локаятики имели свои специальные учебные пособия по дискуссии, которые они применяли на практике, странствуя по городам и весям. Иными словами, они были софистами, прибегавшими к тому, что Аристотель называет эристикой — ведением спора по принципу цель оправдывает средства [26] Подробнее о брахманах-локаятиках см.: Шохин В.К. Брахманистская философия. Начальный и раннеклассический периоды. С. 90–93. .