Дитрих Гильдебранд - Метафизика любви

В нашем контексте мы не принимаем во внимание то, что желанный союз с Богом бесконечно превосходит все виды союза с тварными личностями. Здесь и только здесь возможно совершенно новое измерение, выражающееся уже как в вере в то, что при крещении мы принимаем в себя Троицу, так и в восприятии нового, божественного жизненного начала, освящающей благодати, - не говоря уже о том, что здесь идет речь о чистом таинстве веры, которое не может быть объектом философского анализа. - И это еще на земле. А союз, на который уповают в вечности, простирается еще дальше, но это уже выходит за рамки настоящей темы.

It is almost impossible to me sometimes to stand people with God; without God, it would have been impossible. (Мне иногда и с Богом трудно выносить людей; без Бога это было бы невозможно). F. von Huegel: Letters to a niece, XXV - XXVI.

Бл. Августин возражает на это: «Вы не должны ничего любить? Неверно, совершенно неверно. Если бы вы ничего не любили, вы были бы равнодушными и мертвыми людьми, несчастными и достойными презрения. Любите, но следите за тем, что именно вы любите».

К обычной опасности несоблюдения нравственных заповедей ради высокого, приносящего счастье блага могут, конечно, добавляться в различных видах любви и другие элементы, ответственные за прегрешения против нравственности.

Über das Herz, I, Kap.20.

Всегда ли обязателен ответ любви - в смысле обычной любви (которая явно отличается от дружеской любви) - когда речь идет о человеке, который вызывает к себе уважение нравственным благородством своей личности - это другой вопрос. Здесь мы имеем в виду отчетливо выраженную дружескую любовь.

Ср. «Никомахова этика», VIII.

Яркий пример этого мы видим в вагнеровской опере «Тристан и Изольда», когда Тристан в первом акте, после того как вспыхнула его любовь к Изольде, поет: «Что мне до чести Тристана», причем под честью понимается все, относящееся к славе и почестям.

Siitliche CrundhaUungen , Regensburg 1969 и Liturgie und Personlichkeit , Graz 1955.

Кульминацией неверности является предательство. Хотя, как мы видели, сюда добавляются и многие другие элементы нравственно недостойного, все же предательство одновременно является диаметральной противоположностью верности. Естественно, мы имеем здесь в виду предательство друга или человека, который находится с нами в особых отношениях, а не предательство по отношению к постороннему. В том и другом случае слово «предательство» имеет разный смысл. Мы становимся предателями в затронутом здесь смысле тогда, когда употребляем во зло доверие к нам Друга, господина, учителя и тем самым наше поведение вступает в кричащее противоречие с полной лояльностью по отношению к другому человеку.

Здесь не может иметь силы возражение, что в случае любви к ближнему я должен быть предан другому человеку, что бы он из себя не представлял – пусть даже Божьего врага, изверга. Это не может быть возражением вышесказанному, поскольку, как мы видели в главе XI, caritas сама по себе является носителем высоких нравственных достоинств и заключается не в ценностном ответе на существование какого-либо человека, а в ценностном ответе на существование Христа, на бесконечную Святость, на Слово, ставшее плотью, и если она актуализируется в любви к ближнему, то представляет собой ответ на онтологическую ценность подобия Божьего, которое не может окончательно разрушить в себе даже самый великий грешник.

Неверность в браке относится не только к любви и вытекающим из нее обязательствам, но также и к обязательствам, связанным с согласием и его реализацией.

Макс Шелер попытался свести всю мораль к ordo amoris. По его мнению, нравственным является такое поведение, когда человек поступает в соответствии с ordo amoris, когда он предпочитает более значительную ценность менее значительной. Нравственно предосудительным является такое поведение, когда он, напротив, предпочитает более низкое более высокому. Насколько верно то, что соответствие этому ordo amoris в самом широком смысле играет большую роль в морали, настолько же неверно сводить к нему всю нравственность. Об этом я подробно говорил в своей «Этике» (Christliche Ethik , Кар.III).

Естественно, в ordo arnoris играет определенную роль и сила ответной любви моего друга. Мы еще подробно рассмотрим этот фактор. Этот момент также может модифицировать требование, связанное исключительно с иерархией ценностей.

В ordo amoris играет важную роль и то обстоятельство, что я должен быть благодарным другому человеку за оказанное мне благодеяние. Если кто-то по своей душевной доброте оказал мне услугу, то в этом заключается для меня несомненное нравственное требование быть ему благодарным. Конечно, благодарность не тождественна любви. В нашем контексте мы не можем рассматривать связь между любовью и благодарностью. Однако несомненно, что тот, кому я обязан, имеет «право» на большую любовь с моей стороны, чем тот, кому я не обязан ничем. Ceteris paribus в ordo amoris на чаше весов оказывается и обязанность быть благодарным.

Говоря о первом месте в сердце человека, мы можем иметь в виду две различные вещи. Во-первых, каких именно людей мы любим больше всего любовью как таковой; а во-вторых, является ли эта любовь самой большой, на какую только мы способны. Многие люди, как уже упоминалось, не обязательно встречают в своей жизни человека, способного пробудить в них самую большую любовь, на которую они способны. Однако они могут любить какого-нибудь человека больше всего остального, он может играть самую большую роль в их жизни. Разумеется, нечто совершенно иное мы имеем в виду тогда, когда сравниваем разных людей и говорим, что любовь Ионафана к Давиду гораздо значительнее, чем Дон Карлоса к маркизу Поза, причем в этом случае мы имеем в виду объективный масштаб и глубину любви, которые варьируют в зависимости от глубины личности и величины ее любовного потенциала. Самая высокая любовь одного человека, на которую он только способен, может быть гораздо менее значительной, чем любовь другого человека, более глубокого, способного сильнее и глубже любить. Вопрос о том, на какую самую большую любовь способен тот или иной человек, в каких случаях он полностью отдается любви, и вопрос о том, какая любовь объективно является самой большой и глубокой, - это, очевидно, два разных вопроса.

Siegfried Johannes Hamburger: Kühnheit der Liebe (Отвага любви) в Wahrheit, Wert und Sein (Истина, ценность и бытие), hrs. v. Balduin Schwarz, Regensburg 1970, s. 100).