Николо Макиавелли - Время государя

Катерине Сфорца не везло в браке: ее второго супруга – Джакомо Фео – зарезали у нее на глазах заговорщики. Однако в ту же ночь графиня собрала своих сторонников, и в квартале, где жили убийцы ее мужа, были убиты все – мужчины, женщины и даже дети, если у них была с виновными хотя бы отдаленная родственная связь. При этом Катерина Сфорца лично наблюдала за точным исполнением своего приказа. Говорят, что именно поэтому третий ее муж – Пьерфранческо де Медичи – умер естественной смертью. Ни один заговорщик не осмелился покуситься на его жизнь, опасаясь жестокой мести графини Форли.

После смерти Папы Александра VI и, как следствие, утраты могущества Чезаре Борджиа, Катерина Сфорца подала прошение Папе Юлию II, чтобы получить обратно свои феодальные владения. Но население и Форли, и Имолы воспротивилось возвращению графини, несмотря на поддержку Папы.

Итак, по рассмотрении всего сказанного выше я одобрю и тех, кто строит крепости, и тех, кто их не строит, но осужу всякого, кто, полагаясь на крепости, не озабочен тем, что ненавистен народу.

Глава XXI

Как надлежит поступать государю, чтобы его почитали

Ничто не может внушить к государю такого почтения, как военные предприятия и необычайные поступки. Из нынешних правителей сошлюсь на Фердинанда Арагонского, короля Испании.

Фердинанд Арагонский (1450–1519) – король Кастилии, Арагона, Сицилии и Неаполя. Царствовал почти сорок лет, в течение которых играл заметную роль в европейской политике.

Его можно было бы назвать новым государем, ибо, слабый вначале, он сделался по славе и блеску первым королем христианского мира; и все его действия исполнены величия, а некоторые поражают воображение. Основанием его могущества послужила война за Гренаду, предпринятая вскоре после вступления на престол. Прежде всего, он начал войну, когда внутри страны было тихо, не опасаясь, что ему помешают, и увлек ею кастильских баронов, так что они, занявшись войной, забыли о смутах; он же тем временем, незаметно для них, сосредоточил в своих руках всю власть и подчинил их своему влиянию. Деньги на содержание войска он получил от Церкви и народа и, пока длилась война, построил армию, которая впоследствии создала ему славу. После этого, замыслив еще более значительные предприятия, он, действуя опять-таки как защитник религии, сотворил благочестивую жестокость: изгнал марранов и очистил от них королевство – трудно представить себе более безжалостный и в то же время более необычайный поступок.

Марраны – так христианское население Испании и Португалии называло евреев, принявших христианство, а также их потомков. Интересно, что до сих пор точно неизвестно, откуда произошло название «марраны». Наиболее распространена версия, что корни этого слова в испанском «marrano» – свинья. Однако на иврите «мар’ит аин» означает «внешняя видимость», а многие марраны лишь внешне приняли христианство, продолжая втайне исповедовать религию своих предков. На арамейском «мар анус» означает «принужденный», что полностью соответствует принудительному обращению марранов в христианство. Также на иврите «мумар» означает «выкрест», а на арабском «mura’in» – «ханжа». Любое толкование может оказаться верным.

В соответствии с указом Фердинанда Арагонского, принятым в 1492 году, все иудеи, проживающие в Испании, обязаны были либо креститься в течение трех месяцев, либо покинуть страну. В иудейской традиции марраны считаются наиболее значительной группой иудеев, принудительно обращенных в другую религию.

Под тем же предлогом он захватил земли в Африке, провел кампанию в Италии и наконец вступил в войну с Францией. Так он обдумывал и осуществлял великие замыслы, держа в постоянном восхищении и напряжении подданных, поглощенно следивших за ходом событий. И все эти предприятия так вытекали одно из другого, что некогда было замыслить что-либо против самого государя.

Величию государя способствуют также необычайные распоряжения внутри государства, подобные тем, которые приписываются мессеру Бернабо да Милано, иначе говоря, когда кто-либо совершает что-либо значительное в гражданской жизни, дурное или хорошее, то его полезно награждать или карать таким образом, чтобы это помнилось как можно дольше. Но самое главное для государя – постараться всеми своими поступками создать себе славу великого человека, наделенного умом выдающимся.

Подтверждением данного постулата Макиавелли является судьба царевны Софьи Алексеевны, которая была регентом при царях Петре (будущий Петр I) и Иване в 1682–1689 гг. За время ее правления те, кто сначала приветствовал восхождение Софьи к царскому трону, желая стабильного покоя в государстве, были разочарованы: торговые интересы России требовали наличия морских путей, а их не было, и в результате за счет несметных богатств российских территорий обогащался кто угодно, только не их обитатели. В результате нарастало недовольство правительницей. Это блестяще описал Алексей Толстой в романе «Петр I»: «Править, мол, царством мы слабы… Великих делов от нас не видно… В Преображенском, мол, сильный царь подрастает… А царевна, мол, только зря трет спиной горностай…» Великие же дела привычно связывались с войной: «Сними-ка ты кружева, чулочки, да надень епанчу походную, возьми в руки сабельку… Покажи великие дела…»

Впоследствии Петр I, отвоевавший для России выходы к морям и создавший как военный, так и торговый российский флот, присоединивший к государству обширные территории, заслужил прозвище Великий. Екатерина II, также значительно увеличившая российские территории, тоже была названа в истории Великой.

Отметим, что не всегда военная удача означает величие государя в глазах народа. Так, Александр I, император российский, вел вполне успешные войны, им была выиграна война с Наполеоном. Тем не менее в глазах народа все эти войны, особенно Отечественную войну 1812 года, выиграл не сам император, но его военачальники – Кутузов, Милорадович, Багратион и другие.

Государя уважают также, когда он открыто заявляет себя врагом или другом, то есть когда он без колебаний выступает за одного против другого – это всегда лучше, чем стоять в стороне. Ибо когда двое сильных правителей вступают в схватку, то они могут быть таковы, что возможный победитель либо опасен для тебя, либо нет. В обоих случаях выгоднее открыто и решительно вступить в войну. Ибо в первом случае, не вступив в войну, ты станешь добычей победителя к радости и удовлетворению побежденного, сам же ни у кого не сможешь получить защиты: победитель отвергнет союзника, бросившего его в несчастье, а побежденный не захочет принять к себе того, кто не пожелал с оружием в руках разделить его участь. Антиох, которого этолийцы призвали в Грецию, чтобы прогнать римлян, послал своих ораторов к ахейцам, союзникам римлян, желая склонить ахейцев к невмешательству. Римляне, напротив, убеждали ахейцев вступить в войну. Тогда, чтобы решить дело, ахейцы созвали совет, легат Антиоха призывал их не браться за оружие, римский легат говорил так: «Quod autem isti dicunt non interponendi vos bello, nihil magis alienum rebus vestris est; sine gratia, sine dignitate, praemium victoris eritis» [6].