Марк Антонин - Наедине с собой

Если ты хочешь доставить себе радость, то подумай о добродетелях людей, с которыми ты живешь. Один отличается деловитостью, другой скромностью, третий щедростью, иной еще чем-нибудь. Ничто не доставляет такой радости, как вид добродетелей, проявляющихся в нравах живущих с нами людей и встречающихся в более или менее тесном единении. Поэтому всегда имей образ добродетелей перед глазами.

Разве ты досадуешь на то, что в тебе столько-то весу, а не в сто раз больше? Точно так же не досадуй на то, что тебе суждено прожить известное число лет, а не больше. Довольствуйся уделенным тебе временем, как довольствуешься данной тебе сущностью. Попытайся убедить людей. Действуй даже вопреки их воле, если это предписывается разумной справедливостью. Если же кто употребит насилие против тебя, то ищи убежища в удовлетворении самим собою, в спокойствии духа и воспользуйся препятствием для проявления другой добродетели. И помни что твое стремление всегда условно и ты не добиваешься ничего невозможного. Но чего же именно ты добиваешься? Только согласного с добродетелью стремления. Но его ты достигнешь, если даже то, к чему ты стремился, останется неосуществленным.

Честолюбец видит свое благо в чужом действии. Преданный наслаждению – в испытываемом им состоянии. Разумный же человек – в своей деятельности.

Вполне возможно не составлять себе никакого убеждения по поводу чего-либо и избавить душу от треволнений. Ибо сами вещи, по природе своей, не принимают участия в составлении наших суждений.

Приучай себя внимательно относиться к словам других людей и старайся по возможности проникнуть в душу говорящего. Но что тебе там делать? Не приносящее пользы улью – не принесет пользы и пчеле.

Подобную метафору использовали и Платон, и Аристотель, и Цицерон. Очевидно, что сравнение государства с ульем, с пчелиным роем представлялось весьма наглядным.

Если бы матросы вздумали бранить кормчего или больные – врача, то кого бы они стали слушать? Или как мог бы первый добиться спасения плывущих, а второй – выздоровления больных?

Сравнение государства с кораблем используется и другими философами. Эту метафору использовал Ксенофонт, Платон сравнивал правителей с кормчими и корабельными лекарями, Алкей (древнегреческий поэт и музыкант, жил около 620–580 гг. до н. э.), Феогнид (древнегреческий поэт, жил во второй половине VI в. до н. э.) и Гораций использовали сравнение государства с кораблем, а его населения – с корабельной командой, подчиняющейся капитану. Ряд исследователей считает, что в этом отрывке Марк Аврелий не просто высказывает мысль, подкрепленную красивой метафорой, но скрыто жалуется на императорскую долю: и кормчий, и врач могут отказаться от спасения матросов, которые не доверяют им и бранят их, но император не имеет такой возможности и вынужден спасать и тех, кто бранит его, и тех, кто не верит ему. Некоторые толкователи «Размышлений» считают, что тут имеет место не жалоба, а побуждение: возможно, брань матросов преследует цель не в высказывании недоверия кормчему или врачу, но это попытка заставить кормчего или врача принять меры к спасению экипажа. И, вероятно, продолжая аналогию, брань в сторону императора должна заставить его более тщательно выполнять свой долг перед государством и его населением.

Сколько людей, с которыми я вместе пришел в мир, уже оставили его!

Страдающему разлитием желчи кажется горьким мед; страдающие бешенством боятся воды, а детям кажется прекрасным мяч. На что же я буду гневаться? Или ты думаешь, что заблуждение менее способно к таким действиям, нежели разлитие желчи у больного или яд у страдающего бешенством?

Никто не может помешать тебе жить согласно разуму природы твоей, и ничто не происходит вопреки разуму общей природы!

Что представляют собою те, которым они желают понравиться, и ради каких выгод и с помощью каких поступков? Как быстро поглощает все вечность и сколько уже она поглотила!

Седьмая книга

Что такое порок? То самое, что ты уже часто видел. И что бы ни произошло, всегда будь готов сказать: «Ведь это то самое, что я уже часто видел». Вообще, куда ни посмотри, всюду найдешь одно и то же: оно составляет содержание истории древней, средней и новой, к нему же сводится в данный момент жизнь государства и отдельных домохозяйств. Нет ничего нового: все и обыденно, и кратковечно.

Шекспир в одном из своих сонетов писал: «Ничто не вечно под луной…», а Николай Михайлович Карамзин сказал иначе:

Ничто не ново под луною:

Что есть, то было, будет ввек.

И прежде кровь лилась рекою,

И прежде плакал человек… –

Эти строки из стихотворения «Опытная Соломонова мудрость, или Выбранные мысли из Екклесиаста» прекрасно передают суть многих размышлений Марка Аврелия. Заметим, что этим отличается проза от поэзии: поэт передает в нескольких строках то, для чего прозаику требуются тома. Первая строка – «ничто не ново под луной» – представляет собой русский перевод известного латинского выражения «Nil novi sub luna».

Что могло бы свести на нет основоположения, кроме угасания соответствующих им представлений? Но в твоей власти всегда вновь вызывать к жизни эти представления. Я могу составить себе о данном предмете надлежащее убеждение. А если так, то чего же мне тревожиться? То, что вне моей души, не имеет решительно никакого отношения к моей душе. Усвой это, – и ты на правильном пути. Ты можешь еще воскреснуть. Смотри же снова на вещи так, как ты смотрел некогда: в этом и есть воскресение.

Суетные заботы о внешнем блеске, сценические представления, приобретение стад мелкого и крупного скота, бои гладиаторов, драка щенят за брошенную им кость и рыб за корм в садке, кропотливая работа муравьев, беготня испуганных мышей, движения кукол, потягиваемых за веревочку, – все это явления одного порядка. Среди всего этого следует хранить благожелательность, без заносчивости, но не упускать из виду, что ценность каждого человека определяется ценностью предметов его устремлений.

При каждой речи следует обращать внимание на то, что говорится, при каждом устремлении – на то, что из этого получается. В первом случае нужно следить за смыслом, во втором раньше всего смотреть на преследуемую цель.

Хватит ли моих душевных сил для этого или же нет? Если хватит, то я воспользуюсь ими для дела – как орудием, данным мне природой Целого. Если же не хватит, то я уступлю это дело тому, кто сможет его лучше исполнить, если только оно не является моею обязанностью, или же свершу, что сумею, призвав на помощь того, кто, воспользовавшись и моим разумом, осуществит требуемое в данный момент общим благам. Ибо, делаю ли я что-нибудь своими силами или же с помощью другого, стремиться следует лишь к тому, что требуется общим благом и согласно с ним. Сколько людей, некогда прославленных, ныне предано забвению! А сколько тех, что прославляли их, уже давно в могиле?