Гераклит - Материалисты Древней Греции

XI. Если бы нас нисколько не беспокоили подозрения относительно небесных явлений и подозрения о смерти, что она имеет к нам какое–то отношение, а также непонимание границ страданий и страстей, то мы не имели бы надобности в изучении природы.

XII. Нельзя разрушать страх относительно самых важных вещей, не зная природы вселенной, но подозревая истину в чем–нибудь из того, что рассказывается В мифах. Поэтому нельзя без изучения природы получать удовольствия без примеси [страха].

XIII. Нет никакой пользы готовить себе безопасность по отношению к людям, если есть опасения относительно того, что в вышине, под землей и в бесконечности вообще?

XIV. Хотя безопасность от людей достигается до некоторой степени благодаря некоторой силе, удаляющей [беспокоящих людей], и благосостоянию [богатству], — самой настоящей безопасность бывает благодаря тихой жизни и удалению от толпы.

XV. Богатство, требуемое природой, ограничено и легко добывается; а богатство, требуемое пустыми мнениями, простирается до бесконечности.

XVI. Случай редко, мешает мудрецу; самые большие и самые важные дела устроил разум, и во все время его жизни он устраивает их и будет устраивать.

XVII. Справедливый в высшей степени свободен от тревоги, а несправедливый полон очень сильной тревоги.

XVIII. Не увеличивается удовольствие в плоти, когда устранено страдание, происходящее от недостатка, но оно только разнообразится; высшее же удовольствие разума порождается пониманием этих самых вещей и однородных с ними чувств, которые причиняли разуму величайшие страхи.

XIX. Безграничное время заключает в себе удовольствие, равное с ограниченным временем, если мерить разумом пределы удовольствия.

XX. Плоть воспринимает пределы удовольствия как безграничные и доставляет его безграничное время. Разум же, достигнув понимания крайнего блага плоти и его предела и рассеяв страхи относительно вечности, доставляет нам совершенную жизнь, и мы уже нисколько не нуждаемся в безграничном времени; но разум не избегает удовольствия, и, с другой стороны, когда обстоятельства готовят нам уход из жизни, он пе приближает ее конца, как будто в какой–то мере ему недостает наилучшей жизни.

XXI. Кто знает пределы жизни, тот знает, что легко добыть то, что устраняет страдание, происходящее от недостатка; и что делает всю жизнь совершенной; поэтому он нисколько не нуждается в действиях, заключающих в себе борьбу [соперничество].

XXII. Следует иметь в виду действительную цель [жизни] и всю достоверность [непосредственного восприятия], к которой мы сводим наши мнения; в противном случае все будет полно сомнения и беспорядка.

XXIII. Если ты считаешь недостоверными все чувственные восприятия, то у тебя не остается ничего, на что можно бы было делать ссылку при суждении о тех из них, которые, по твоим словам, лживы.

XXIV. Если ты отбросишь какое–нибудь в отдельности чувственное восприятие и не будешь делать различия между мнением, касающимся того, что еще ожидает подтверждения, и тем, что уже дано внешним чувственным восприятием и внутренними чувствами и всяким действием ума, то приведешь в беспорядок и остальные чувственные восприятия своим безосновательным мнением, так что отбросишь всякий критерий [суждения]. А если среди умственных образов, созданных твоим мнением, ты будешь считать достоверным и все то, что ожидает подтверждения, и то, что не ожидает его, ты не избежишь ошибки, потому что будешь хранить всецело причину сомнения во всяком суждении о том, что правильно и что неправильно.

XXV. Если ты не будешь при всяком случае сообразовывать каждое действие с конечной целью природы, но будешь обращаться к чему–нибудь другому, избегая чего- либо или стремясь к чему–либо, то у тебя действия пе будут соответствовать логосам [принципам].

XXVI. Все желания, которые, если они не удовлетворяются, не ведут к страданию, не необходимы, но заключают в себе стремление, легко рассеиваемое, когда предмет страсти трудно достижим или когда кажется, что они могут причинить вред.

XXVII. Из всего того, что мудрость доставляет себе для счастья всей жизни, самое важное есть обладание дружбой.

XXVIII. То же самое убеждение, которое дает нам безбоязненность относительно того, что ничто страшное не бывает вечным или долговременным, усмотрело и то, что безопасность, даже в пашем ограниченном существовании, благодаря дружбе наиболее полно осуществляется.

XXIX. Желания бывают: одни — естественные и необходимые, другие — естественные, но не необходимые, третьи — не естественные и пе необходимые, но происходящие от пустых мнений.

XXX. Естественные желания, но пе ведущие к страданию, если они не исполняются, в которых есть напряженное усилие, происходят вследствие пустого мнения, и они не рассеиваются не вследствие своей природы, по вследствие вздорного умонастроения человека.

XXXI. Справедливость, происходящая от природы, есть договор о полезном — с целью не вредить друг другу и не терпеть вреда.

XXXII. По отношению ко всем живым существам, которые не могут заключать договоры о том, чтобы не вредить друг другу и не терпеть вреда, нет ничего справедливого и несправедливого; точно так же и по отношению ко всем народам, которые пе могут или но хотят заключать договоры о том, чтобы пе вредить и не терпеть вреда.

XXXIII. Справедливость сама по себе не есть нечто, но в сношениях людей друг с другом в каких бы то пи было местах всегда она есть некоторый договор о том, чтобы не вредить и не терпеть вреда.

XXXIV. Несправедливость не есть зло сама по себе, но это зло заключается в страхе от подозрения, что человек не останется скрытым от тех, которые поставлены карателями за такие действия.

XXXV. Кто делает тайно что–нибудь из того, что люди уговорились между собою пе делать с целью не вредить и пе терпеть вреда, тому нельзя быть уверенным, что он останется скрытым, хотя бы он десять тысяч раз оставался скрытым в данное время. Ведь останется ли он скрытым до смерти–неизвестно.

XXXVI. В общем справедливость для всех одна и та же, потому что она есть нечто полезное в сношениях людей друг с другом; но в отношении индивидуальных особенностей страны и других каких бы то ни было обстоятельств справедливость оказывается не для всех одной и той же.

XXXVII. Из числа действий, признанных справедливыми, то, полезность которого подтверждается в потребностях взаимного общения людей, заключает в себе залог справедливости, будет ли оно одно и то же для всех или негодно и то же. А если кто издаст закон, по он не окажется идущим па пользу взаимного общения людей, то он уже не имеет природы справедливости. Даже если полезность, заключающаяся в справедливости, меняется, [исчезает], но в течение некоторого времени бывает согласна с естественным представлением о справедливости, то в течение того времени она нисколько не менее бывает справедливой в глазах тех, кто не смущает себя пустыми звуками [словами], а смотрит па факты.