Уле Бьерг - Как делаются деньги? [Философия посткредитного капитализма] [litres]

Хотя на первый взгляд финансовый кризис 2007–2008 годов выглядит так, словно он стал началом конца финансового капитализма, по-видимому, кризис и ответная реакция на него со стороны США и ЕС в конечном счете поспособствовали движению в сторону финансиализации все больших сторон жизни. Мы уже исследовали тенденцию к деполитизации монетарной политики большинства государств, когда любая проблема сводится к вопросу об администрировании в соответствии с заранее установленными целями (поддержание низкого уровня инфляции), которые реализуются главным образом технократами из полунезависимых центральных банков. Подписание фискального соглашения ЕС можно принять за симптом того, что деполитизация проникла и в область фискальной политики.

Выбор между кейнсианством и неолиберальным монетаризмом является ложным и еще по одной, даже более важной, причине. Когда экономическая политика формулируется как выбор между повышением и понижением налогов, повышением и сокращением социальных выплат, повышением и снижением государственных расходов, это в то же время ведет к сужению политического поля. Экономические вопросы, обсуждающиеся в современной мейнстримной политике, выглядят так: «Как государство должно тратить свои деньги?» С помощью Хайдеггера мы можем сказать, что вопрос такого рода работает в онтическом пространстве. Такой тип вопроса всего лишь апеллирует к деньгам как к сущему, когда требуется выяснить, что мы хотим сделать с деньгами как с определенным сущим? Хотя этот вопрос действительно представляет важную политическую проблему, он имеет склонность скрывать фундаментальное онтологическое вопрошание в отношении денег.

Экономическая политика, сводящаяся к выбору между кейнсианством и монетаризмом, является симптомом Seinsvergessenheit в отношении вопроса денег в его политическом измерении. Онтологический вопрос, который нужно задать, таков: «Как мы хотим, чтобы деньги были?» Используя более приземленные категории, мы можем переформулировать его так: «Какого рода деньги мы хотим иметь в современном мире?»

Вышедшее из недр погибшего феодального общества современное буржуазное общество не уничтожило классовых противоречий. Оно только поставило новые классы, новые условия угнетения и новые формы борьбы на место старых.

Наша эпоха, эпоха буржуазии, отличается, однако, тем, что она упростила классовые противоречия: общество все более и более раскалывается на два большие враждебные лагеря, на два большие, стоящие друг против друга, класса – буржуазию и пролетариат [311] Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии. С. 29–30. .

Когда Маркс и Энгельс писали свой манифест, они выделили буржуазию и пролетариат как два противоборствующих класса в обществе. Буржуазия была господствующим классом, живущим за счет всего остального общества. В свою очередь, пролетариат являлся классом с революционным потенциалом. Выделение этих двух классов, разумеется, основывалось на марксистском анализе общества. Это был анализ промышленного капитализма.

На сегодняшний день марксистский анализ классовой борьбы и революции является одновременно и актуальным, и устаревшим. Анализ промышленного капитализма, кажется, не вполне адекватно описывает структуру нашей экономики. Мы больше не живем в эпоху промышленного капитализма. Это не означает, что не Земле больше не существует промышленного производства. Как раз наоборот: тот объем производства, о котором Маркс писал во времена «Капитала», ничтожен по сравнению с сегодняшним. Однако то, как распределяется богатство между разными классами в сегодняшнем обществе, не укладывается полностью в логику производственной эксплуатации. Определяющая черта современного капитализма – это логика финансов, которая позволяет одному классу доминировать за счет того, что мы можем назвать денежной эксплуатацией.

Как уже было неоднократно упомянуто, название этой книги обыгрывает двойной смысл выражения «делать деньги». Стандартный марксистский анализ эксплуатации и классовой борьбы базируется в основном на первом (и самом очевидном) понимании этой фразы. Через классический анализ отношений между трудом, товарами и капиталом Маркс показывает, как капиталист «делает деньги» путем накопления прибавочной стоимости, полученной за счет работника. Однако же такое понимание «делания денег» всего лишь относится к неравномерному распределению денег, уже существующих в обороте. Маркса интересует производство и присваивание стоимости, а не создание денег как таковых. Справедливости ради стоит заметить, что Маркс делится некоторыми соображениями о роли финансов и кредита в системе капиталистического производства и накопления. В то же время эти соображения не складываются в стройную теорию и их важность для общего анализа денег и капитала не очевидна [312] Harvey D. The Limits to Capital . P. 239. .

Основной аргумент данной книги выстроен вокруг исследования вопроса онтологии денег, который имеет отношение ко второму пониманию фразы «делать деньги». Вот этот вопрос: «Как есть деньги сегодня?» Мы рассмотрели, как бытие денег создается взаимодействием трех различных онтологических измерений: реального, символического и воображаемого. Через эти три измерения деньги получают возможность проявить три свои различные сущности: товарных, фидуциарных и символических денег. При этом нужно оговориться, что эти формы стоит рассматривать как идеальные типы, поскольку конкретные исторические деньги никогда не предстают в единственном чистом виде, а являются результатом взаимодействия всех трех измерений.

Преобладающая форма денег сегодня – посткредитные деньги. Такие деньги создаются частными коммерческими банками, когда они выпускают кредиты, обращающиеся в обширной и эффективной системе кредитных платежей. Система кредитных платежей, вкупе с системой межбанковского кредитного взаимозачета, позволяет кредитам частных банков функционировать как средство платежа, то есть как деньги. Выпуск и оборот таких денег поддерживается государствами и их центральными банками несколькими способами. Во-первых, государство позволяло и даже поощряло возникновение системы электронных кредитных платежей, тем самым передавая контроль за денежной инфраструктурой экономики в частные руки. Поскольку все меньшее количество финансовых трансакций осуществляется с помощью наличных (фидуциарных) денег относительно банковских кредитных денег, получается, что некогда суверенная привилегия государства создавать деньги оказалась отдана частным агентам, работающим в основном ради прибыли. Во-вторых, западные центробанки придерживаются правила, что вмешиваться в межбанковские денежные рынки и другие сектора частной банковской системы стóит только для поддержания ее в текущем виде. Создание кредита и денег в такой системе воспринимается в основном как явление, на которое политики не в состоянии воздействовать, до той, правда, поры, пока система не окажется в кризисе. В этом случае спасение системы становится вопросом политической обязанности. Век посткредитных денег отличается постполитическим отношением к монетарной политике. Ну и, наконец, последнее. Хотя наличные деньги составляют лишь малую долю всех денег в обращении, они продолжают играть важнейшую идеологическую роль, обеспечивая идеальный, фантазматический образ денег как таковых. Это помогает и тем, кто пользуется деньгами, и государственным чиновникам продолжать верить в то, что деньги в конечном счете создаются государством, а банки всего лишь являются финансовыми посредниками между заемщиками и кредиторами. В результате мы толком не осознаем ни роль банков в процессе создания денег, ни бессилие государства в вопросах монетарной политики (на которое оно само себя и обрекло).