Валерий Хазиев - Истины бытия и познания

Но при этом обнаруживались некоторые детали, мешавшие полноте осуществления этих искусственных сапиенсов. При всей своей телесности и мудрости, они не могли сами передвигаться — приходилось носить их реальным людям, не умели они также разговаривать — мудрые мысли высказывали старейшины, колдуны, шаманы, жрецы. Однако были и параметры, в которых искусственные люди «превосходили» своих создателей. Например, они не нуждались ни в пище, ни в еде, ни в одежде, ни в жилье, не болели, не умирали… Но древний человек и кормил, и поил, и одевал своего искусственного собрата по своему подобию. Этим он устранял заметное несоответствие между людьми и своими искусственными сородичами. Такое уравнение искусственных гоминидов в правах с человеком было произвольным и не соответствовало действительному положению вещей, что нашло свое отражение в сознании первобытного человека в виде иллюзорных форм мышления. Совместное бытие предстало в сознании дикаря в перевернутом виде: недостатки-детали искусственных людей стали пониматься как их сверхъестественная сила, сверхъестественное превосходство над естественными людьми. Первобытный человек фетишизировал в своем сознании недостатки своего собственного творчества, обусловленные низким уровнем развития первобытного общества. Неразвитость общества привела к тому, что общественные отношения осознавались не в форме действительной социальной природы, а в вещной, предметной форме деятельности искусственных людей. В сознании дикаря дело представлялось так, что не искусственные болванки, созданные его руками, должны совершенствоваться до уровня естественного человека, а наоборот — люди должны подниматься до уровня фантастического бытия искусственного гомо. Реальные общественные отношения первобытных людей осязаемо обнажились для них в форме деятельности фантастических сил, овеществленных в искусственных людях. Детали-недостатки искусственных сапиенсов в сознании дикаря обернулись фантастическими недостатками его собственной творческой сущности. Не поняв природы общества, человек унизил себя в своем сознании перед своим же творением. Но при этом он на практике эмпирически нащупал (правда, осознавая это в мистифицированной форме) действительную диалектику связи между обществом и творческой сущностью человека. Развитие общества и индивида взаимообусловлены. Это — противоположности, которые исключают и предполагают друг друга, т. е. мы имеем дело с социальным диалектическим противоречием, разрешающимся в чувственно-предметной деятельности людей. Деятельность опосредует взаимовлияние этих противоположностей друг на друга. Как результат деятельности людей общество приобретает объективную закономерность развития. И в деятельности люди обнаруживают обусловленность своего мышления и практических возможностей объективными законами развития общества.

Не поняв своей деятельности, дикарь не понял ни себя, ни социальной среды, в которой он живет, а также он не понял им самим содеянного. Он потерял себя (в мышлении) среди маленьких «чудес», им самим созанных, и не увидел своей собственной способности творить чудеса.

И долгие годы уйдут на то, чтобы человек снова осознал себя творцом своей истории, творцом своей собственной судьбы. И на этом пути он еще неоднократно будет возвращаться к попыткам создания искусственного человека.

Петр осознает себя человеком тогда, когда начинает относиться к человеку Павлу как себе подобному (К. Маркс). Попытки создания искусственного человека с самого начала были переплетены с самосознанием человека. Пытаясь сотворить себе подобное, человек узнавал и познавал то общество, в котором он живет.

Менялись времена, менялись материал, орудия, способы и приемы создания искусственного человека, но оставались неизменными стремление к созданию себе подобного искусственного сапиенса и функциональная роль этой идеи в познании.

С появлением научного знания в форме рационального мышления возникла новая почва для старой идеи об искусственном человеке. Раскритиковав таинства творения гомункулуса алхимиками, «да-оптимисты» заявили, что вот теперь старую мечту можно и нужно поставить на почву науки. Идея была ясна: создать искусственного человека при помощи шестеренок, пружин, проводов и оставалось лишь «довести до ума» некоторые детали: то колесико плохо вращается, то пружина сломается, то трансмиссия слишком громоздкая и пр. Но наличие деталей-неполадок не могло затмить блеска самой идеи о возможности создания искусственного гоминида.

Сотни людей с самыми серьезными намерениями, затрачивая огромные силы и средства, взялись за реализацию такого простого и ясного замысла в надежде получить в самое ближайшее время долгожданный результат — человека, созданного руками человека. Но как-то незаметно одно поколение оптимистов сменилось другим, потом третье и уже четвертое поколения приняли эстафету, а детали росли и не думали исчезать.

«А в них дело?» — предательский вопрос повис в воздухе, как дамоклов меч. Мысль, что под деталями может быть погребена мечта, начала приобретать реальные очертания.

Притихшие было скептики и теологи воспрянули духом.

Помощь к оптимистам пришла неожиданно и совсем с другой стороны, чем они ожидали.

С созданием паровой машины поблекшая уже мечта получила новый импульс. И новая волна сторонников идеи заявила, что суть предыдущей неудачи была не в деталях, а в самом принципе построения искусственного человека. Не человек-механизм, а человек-паровая машина — вот та реальная почва, на которой уж, наверняка, осуществится многовековая мечта человечества. И снова поколения отчаянных приверженцев данной идеи потратили свои силы, время и жизнь на то, чтобы сконструировать паровые ноги, сердце, руки, голову и т. д. и картина повторялась. Вера пошла на убыль. Надежды омрачились. Число сторонников начало таять.

Отступившие скептики и теологи с утроенной энергией и злобой опять набросились на идею, терзая ее каждый со своей стороны, стараясь свалить пошатнувшуюся, а свалив, затоптать и добить.

Но помощь в этот раз пришла быстрее и опять не с позиции ликвидации деталей, а новой смены принципа.

А уже третья когорта энтузиастов принесла на алтарь идеи свои труды и свои жизни. Человека-электромашину детали «съедали» так же, как и в двух предшествующих попытках создания искусственного человека. Но чем очевиднее становилась порочность самого подхода, тем ожесточеннее отстаивали свою позицию «да-оптимисты». Человек столкнулся с невозможностью. Осознание этого факта сопровождалось превращением упорства в фанатизм. Сама исходная позиция была ошибочной, внутренне обреченной на «съедение» своими собственными деталями. Идея оказалась пустой, лишенной возможности стать действительностью. Сказать, что она была неточной — сказать чрезвычайно мягко. Здесь имело место не неточность, а заблуждение. Принципиальная суть ошибки была в том, что во всех трех случаях главную роль в попытках создания робота играла совокупность свойств деталей, а не сама идея. Была лишь видимость главенства идеи. Во всех случаях был редуцированный, аналитический подход к пониманию человека (на уровне деталей), хотя внешне подход выглядел целостным (на уровне идеи). Не явно предполагалось, что аддитивная (алгебраическая) сумма деталей образует целое, а выяснилось, что отношение субаддитивное (сумма частей меньше целого), и это стало с третьей попытки создания механического искусственного человека эмпирическим фактом. Так детали «съели» идеи, и оставалось только это осознать.