Валерий Хазиев - Истины бытия и познания
- Название:Истины бытия и познания
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Китап
- Год:2007
- Город:Уфа
- ISBN:978-5-295-04275-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Валерий Хазиев - Истины бытия и познания краткое содержание
Истины бытия и познания - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Мольбу небесам посылая, желает
Той жизни хоть миг повторить,
Где пальмой прекрасной жила, что не знает
Заснеженных траурных плит.
Казалось бы, что теперь уже все сказано о стихотворении объемом всего каких-то восемь строк. Но…
Но позволим себе обратить внимание еще на одно обстоятельство, которое необходимо учесть при переводе смысла данного стихотворения. Если Fichtenbaum разложить на составные части, понимая некоторую искусственность этого, на fichte и Baum, то ficht — форма от fechten, от глагола, который образует основу и для слова «фехтовальщик», и для слова «бродяга» (Fechtbruder), а также для слов «драться», «биться», «сражаться», «бороться» и (fechtengehen) — бродяжничать. Есть такие люди, которым дома не сидится: они были и в Античности, и в Средние века, и в Новое время, и есть сегодня. Они стремятся заглянуть за горизонт и земли, и знаний, и чувств, и реальности, и времени. Такова вся Западная культура, которая устремлена вперед, постоянно бежит за убегающим горизонтом прогресса. Не случайно европейцы пришли колонизировать Восток, а не наоборот, хотя в пятнадцатом веке Китай был самой могущественной державой во всех отношениях: экономическом, политическом, военном, морском, научном и т. д. Но восточная культура экстровертна, завернута на самую себя. Западная же культура интровертна — устремлена во вне и в пространственном, и временном, и познавательном, и практическом смыслах. Возвращаясь к стихотворению Гейне, понятно, почему не Восток колонизировал Запад, хотя имел больше возможностей, а наоборот. Восточному купцу (путешественнику, бродяге, фихтенбаумам) в холодном Западе было неуютно, он здесь умирал, тоскуя по уютно обустроенному восточному дому. Здесь надо было рваться вперед, а не довольствоваться традициями. Запад рвал с прошлым, чтобы прыгнуть в будущее не только по эпохам, а сутью самой культуры, сущностью своей души. Это неприемлемо для Востока, для него это — смерть, это — отказ от человеческого в человеке. Восток предпочитает быть у себя дома, где тепло, светло и спокойно. Запад ищет бурю и победы, без которых он тоже чувствует себя мертвым, потерявшим человеческое в человеке. Гейне выразил через собственные чувства сущность западного Человека, рвущегося вперед, трагичного по своей сущности, кающегося у порога смерти, которая, однако, не может его остановить.
В маленьком стихотворении Гейне прочувствовал также и свое предположение, что ждет Восток, если он примет культуру Запада. На наш взгляд, он ошибся. Но только по времени. Так бы было во времена Гейне, но не в двадцатом веке. В наш век, как раз Восток пришел на Запад, усвоил его технологии и уходит вперед, ибо сумел сохранить и свою традиционную культуру. Современный Восток стал Евразийством (вот она — опять бинарная метафора!), объединив обе мировые культуры, тогда как Запад остается прежним однобоким и односторонним.
Вот о чем стихотворение Гейне — о вечном и жестоком противостоянии Запада и Востока, Молодости и Старости, Жизни и Смерти, Бытия и Небытия, а не о лирических сантиментах влюбленной парочки, хотя именно этот казалось бы поверхностный пласт бытия привлекает большинство людей и в жизни, и в искусстве.
2. Кант и Воланд
«Если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете? — спросил иностранец, обращая к Берлиозу свой левый зеленый глаз.
— Нет, вы не ослышались, — учтиво ответил Берлиоз, — именно это я и говорил.
— Ах, как интересно/ — воскликнул иностранец…
— Изумительно! — воскликнул непрошеный собеседник, и, почему-то воровски оглянувшись и приглушив свой низкий голос, сказал: — Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, еще и не верите в бога? — Он сделал испуганные глаза и прибавил: — Клянусь, я никому не скажу.
— Да, мы не верим в бога, — чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил Берлиоз. — Но об этом можно говорить совершенно свободно.
Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:
— Вы — атеисты?
— Да, мы — атеисты, — улыбаясь, ответил Берлиоз…
— Ох, какая прелесть! — вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого литератора.
— В нашей стране атеизм никого не удивляет, — дипломатически вежливо сказал Берлиоз, — большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о боге…
— Позвольте вас поблагодарить от всей души!
— За что это вы его благодарите? — заморгав, осведомился Бездомный.
— За очень важное сведение, которое мне… чрезвычайно интересно…
— Но, позвольте вас спросить, — после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, — как же быть с доказательствами бытия божия, коих, как известно, существует ровно пять?
— Увы! — с сожалением ответил Берлиоз, — ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь, согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования бога быть не может.
— Браво! — вскричал иностранец, — браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!
— Доказательство Канта, — тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, — также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что Кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством.
— Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки! — совершенно неожиданно бухнул Иван Николаевич.
— Иван! — сконфузившись, шепнул Берлиоз.
Но предложение отправить Канта в Соловки не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.
— Именно, именно, — закричал он, и левый зеленый глаз его, обращенный к Берлиозу, засверкал, — ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладно придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут». (Михаил Булгаков. Избранная проза. Фрунзе: Адабият, 1988. С. 11–13.)
Отметим, прежде всего, тот дикий восторг, который испытывает Сатана, смакуя невероятное везение, что, если верить словам Берлиоза, «большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о боге». Действительно, есть от чего прийти в радостное волнение и еле сдерживаемый бурный восторг Дьяволу. Это же мечта его вечной жизни — чтобы люди (любимое творение бога) перестали верить в бога, поверили в то, что бога нет. И уж совсем прекрасно, если они это неверие примут не просто на веру, а найдут тому еще и доказательство, доступное их разумению. И на тебе! Не просто, какой-то один оригинальничающий человек, и даже не какая-нибудь секта, а население огромной страны сознательно и давно придерживается таких взглядов. То, что давно, Воланда не особенно привлекло, потому что он понимает, что понятие «давно» в масштабах жизни Берлиоза вовсе не так уж много в масштабах вечности. Если бы действительно давно, то Сатана бы об этом уже знал. Ну да ладно — не это главное. Важно, что не верят в бога, и приятно, что сознательно это делают. Есть Воланду по поводу чего ликовать! Понятна также и проснувшееся вдруг в Воланде недовольство Кантом, который в свое время тоже было привел его в такой же восторг своей критикой всех прежних доказательств бытия бога, но потом глубоко расстроил своим шестым доказательством «бытия Божия», как старомодно выражается Воланд. Могущественная сила Кантовского доказательства Сатане известна, и не случайно он в начале своей беседы с советскими писателями хитро промолчал про него, нажимая на то, что доказательств бытия Бога всего, как известно, только пять. Видимо, если бы разговор пошел иначе, он бы стал доказывать, что у Канта, собственно, и нет никакого доказательства, а всего лишь философская болтовня, пустые рассуждения и предположения или что-то в этом роде. Может, даже вспомнил бы, что Кант сгруппировал прежние доказательства до трех: онтологического, космологического и телеологического. Но в данной ситуации он предполагает, что в этой стране «сознательных и давних» атеистов, возможно, уже придумали и критику Кантовскому доказательству. И получает ответ, который не просто бальзам сатанинской душе, а сказочная живая вода. Признать наличие чего-то, значит, что-то надо с этим феноменом делать. Против Кантовского доказательства бога у самого Воланда серьезных контраргументов нет по той простой причине, что Дьявол сам тем и спекулирует, что люди — существа не только мыслящие, но и чувствующие. Ради чувства превосходства над другими (власть, деньги, слава) они готовы продать душу Дьяволу. Соблазняет людей главный черт, как раз играя на их низменных чувствах. Подавляющее большинство аргументов Сатаны психологические. А Кант свое доказательство «бытия Божия» и строит на психологии, точнее, на наличии у людей такого психологического качества — как моральный закон (нравственный категорический императив). Мало этого, Кант пытается это моральное чувство еще и рационально объяснить, сделать понятийным, доступным разумению и руководству. Это означает — лишить Черта самого главного оружия в его борьбе за человеческие души. Кант вводит в моральное доказательство, основанное на чувстве, еще и элемент рациональности (сознательности). Ох и невзлюбил Канта Воланд после этого, ох невзлюбил! Больше всего в случае с этим «стариком» Воланда раздражает собственная беспомощность и бессилие. Могущество мессира, как один из его гаеров Фагот утверждает, чрезвычайно велико, несравненно велико, чем сила самого-самого могущественного повелителя среди земных владык. А тут один единственный физически хилый от рождения человечек, не только посмел бросить вызов, но еще и победить. Нет, на колени Сатану не поставишь, это было бы уж слишком. Но о том, что он не смог продемонстрировать во время утреннего чая на веранде старику Канту свое могущество, Воланд неосторожно проболтался. Как легко это ему удается, он показал на другом примере — в случае с Берлиозом. Сила Черта, надо догадываться, спасовала перед силой морального доказательства бытия Бога. Светлый дух победил черный.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: