Паулу Фрейре - Педагогика угнетенных [litres]

Еще более сильный страх свободы испытывают те профессионалы, которые до сих пор не осознали захватнический характер своей деятельности, когда им говорят, что их деятельность является дегуманизирующей. Довольно часто, в особенности на стадии декодирования конкретных ситуаций, участники обучающих курсов раздраженно спрашивают координатора: «Ну и куда, по-вашему, вы нас направляете?» Координатор не пытается никого никуда «направлять», все дело в том, что, сталкиваясь с конкретной ситуацией как с проблемой, участники начинают осознавать, что, если они начнут более глубоко ее анализировать, им либо придется отторгнуть впитанные мифы, либо в очередной раз убедить себя в их правдивости. Отказ от этих мифов и их обличение в этот момент представляет для человека акт насилия над самим собой. И в то же время заявить о справедливости этих мифов – значит обнажить свою суть. Единственное, что им остается (и это действует как механизм самозащиты) – спроецировать на координатора свою собственную привычную практику: направление, покорение и интервенция [181] См. мою работу «Extensão ou Comunicação?» (Introduction a la Action Cultural, Santiago, 1969). .

Такая же склонность к отступлению, хоть и в меньших масштабах, свойственна людям из народа, которые замучены конкретной ситуацией угнетения и выдрессированы благотворительностью. Один из преподавателей организации Full Circle ( англ . «Замкнутый круг») [182] О деятельности этой организации см.: Mary Cole . Summer in the City. N. Y., 1968). , которая организовывала в Нью-Йорке полезную образовательную программу под руководством Роберта Фокса, рассказывает о следующем инциденте. Группе из нью-йоркского гетто предложили рассмотреть закодированную ситуацию с изображением кучи мусора на углу улицы – той же самой улицы, где проводились встречи этой группы. Один из участников сразу же сказал: «Я вижу улицу где-то в Африке или в Латинской Америке». «А почему не в Нью-Йорке?» – спросил преподаватель. «Потому что мы живем в США, а здесь такое невозможно». Без всяких сомнений, этот мужчина и некоторые из его товарищей, которые согласились с ним, предпочли отступить, столкнувшись с реальностью, которая была им столь неприятна, что даже сам факт ее признания казался им угрозой. Отчужденному человеку, чья личность сформировалась в культуре достижений и личного успеха, кажется, будто если он призна́ет, что находится в объективно неблагоприятной ситуации, он тем самым ограничит собственные возможности достижения успеха.

В приведенном примере, как и в случае с профессионалами, очевидна определяющая сила культуры, порождающей мифы, которые затем впитываются людьми. В обоих случаях культура доминирующего класса не позволяет людям утвердиться в качестве существ, принимающих решения. Ни профессионалы, ни участники дискуссии из нью-йоркских трущоб не говорят и не думают самостоятельно, как активные Субъекты исторического процесса. Никто из них не является теоретиком или идеологом господства. Напротив, они представляют собой эффект, который, в свою очередь, становится причиной господства. Это одна из наиболее серьезных проблем, которые должна решить революция, когда она придет к власти. Эта стадия требует максимальной политической мудрости, решительности и отваги со стороны лидеров, которые именно по этой причине должны быть достаточно проницательны, чтобы не встать на иррационально-сектантские позиции.

Профессионалы в любой области, учились они в университете или нет, – это личности, «обусловленные сверху» [183] См. книгу: Louis Althusser. Pour Marx. Paris, 1967, в которой автор посвящает целую главу явлению под названием «диалектика сверхдетерминированности» (dialectique de la surdétermination). культурой доминирования, которая сделала их двойственными созданиями. (Если бы они вышли из низших слоев, то получили бы такое же неправильное образование, а то и хуже.) Однако эти профессионалы необходимы для реорганизации нового общества. И поскольку многие из них, хоть и «боятся свободы» и не расположены к участию в гуманизирующей деятельности, на самом деле скорее просто-напросто заблуждаются, революция не просто может, но и должна вернуть их на свою сторону.

Это возвращение требует, чтобы революционные лидеры отталкивались от того, что ранее было диалогической культурной деятельностью, и, двигаясь дальше, инициировали «культурную революцию». На этом этапе революционные силы перерастают свою роль необходимого препятствия, встающего на пути тех, кто пытается отрицать человечность, и принимают новую и более смелую позицию, недвусмысленно приглашая к действию всех, кто хочет поучаствовать в реконструкции общества. В этом смысле «культурная революция» – это неизбежное продолжение диалогической культурной деятельности, которая должна осуществляться до того, как революция завоюет власть.

«Культурная революция» берет в качестве объекта для реконструкции все общество целиком, вместе со всеми человеческими занятиями. Общество нельзя реконструировать механически, культура, которая культурно воссоздается через революцию, – это основополагающий инструмент для такой реконструкции. «Культурная революция» – это максимальное усилие революционного режима, направленное на достижение консайентизации – она должна быть обращена ко всем, вне зависимости от их личностного пути.

Следовательно, эти усилия по достижению консайентизации не могут заключаться в технической или научной подготовке потенциальных специалистов. Новое общество становится качественно отличным от старого [184] Этот процесс, однако, не происходит неожиданно, как наивно полагают люди, мыслящие механистически. не только лишь частично. Революционное общество не может приписывать технологиям те же цели, что и прежний социальный строй. Соответственно, способы обучения людей в этих двух обществах должны отличаться. Техническое и научное обучение не должно быть враждебным по отношению к гуманистическому образованию до тех пор, пока наука и технология в революционном обществе служат делу постоянного освобождения, делу гуманизации.

С этой точки зрения обучение индивидов в любой области (поскольку профессии существуют в пространстве и времени) требует понимания: а) культуры как суперструктуры, которая может сохранять живыми «пережитки» прошлого [185] Althusser. Op. cit. внутри подструктуры, подвергающейся революционной трансформации и б) самой профессии как инструмента трансформации культуры. По мере того как культурная революция углубляет консайентизацию в творческом праксисе нового общества, люди начнут осознавать, почему остатки мифов, существовавших в старом обществе, продолжают жить и в новом. И тогда им удастся быстрее изгнать этих призраков, которые препятствуют возведению нового общества и всегда представляли собой серьезную проблему для революции. Через эти культурные пережитки общество угнетения продолжает свою захватническую деятельность – в данном случае оно захватывает само революционное общество.