Томас Гоббс - Сочинения в двух томах. Т.2

А. После осуждения этих ересей возникали ли потом какие-нибудь новые?

Б. И очень много, даже и не знаю, сколько. Ведь после того как римская церковь своими декретами присвоила себе право утверждать, что она не может заблуждаться относительно членов веры, и император Фока [170]предоставил папе первенство надо всеми епископами, а сила императорской власти в Италии стала ослабевать и христианских владык охватил страх перед сарацинами, папа, уже ранее значительно укрепивший свое положение благодаря своим богатствам и могуществу, стал собственным авторитетом собирать вселенские соборы, пренебрегая авторитетом императоров и италийских феодалов, а некоторых из этих королей и императоров он осмелился даже отлучить от церкви. И вот с течением времени все учения, в которых видели помеху усилению церковного могущества, способную в чем-то умалить его, осуждались как ереси. В результате возникли те многочисленные ереси, из-за которых, по выходе в свет сочинения Лютера [171], было сожжено столько христиан, и у нас в Англии, и в других местах. Пока, наконец, пробудившиеся правители этих стран не освободили их от столь страшных преследований и от римского рабства.

А. А римская церковь считала христианами или язычниками тех лютеран, анабаптистов и других, кого она предала сожжению?

Б. Без сомнения, считала их христианами. И не только ариан и всех тех, кого осудил Никейский собор. И называли их не иначе, как еретиками. Ведь хотя они из философских соображений придерживались иного, чем подобало, мнения о природе Спасителя и о Святой Троице, вступая в противоречие со Священным Писанием, тем не менее они признавали Христа истинным Мессией и Сыном Божиим и обращались к имени его.

А. Если это так, то Римская церковь, как мне кажется, во всяком случае не имеет права жаловаться на преследования со стороны римских императоров. Ведь христиане того времени представляли собой некие секты и относились к установленной в Римской империи религии точно так же, как относится сегодня ересь к католической церкви. И порой христиане испытывают от христиан большие мучения, чем от неверных.

Б. И мне так кажется. Однако же во всех королевствах и республиках, безусловно, необходимо принять меры, дабы предотвратить восстания и гражданские войны. Поскольку такие войны очень часто рождаются из-за расхождения в догматах и из-за соперничества умов, следует каким-то образом наказывать тех, кто на собраниях и в книгах проповедует то, что запрещено законами государя и республик. Так, королева Англии Елизавета, сменившая на троне свою сестру Марию [172], при которой было сожжено множество еретиков (и даже самой Елизавете грозила опасность), взойдя на престол, прежде всего, с согласия знати и народа, отняла у чужеземных властей право управления англиканской церковью и главенство над ней, принадлежащее на основании естественного права всем монархам в их собственных владениях. И специальным рескриптом, скрепленным большой печатью Англии, поручила управление церковью своим епископам и небольшому числу личных советников, подчиняющихся ей. В этом рескрипте было указано, что никакое учение не может быть объявлено еретическим, если оно не было признано таковым на одном из четырех первых упомянутых мною вселенских соборов. Таким образом, что касается ересей, то положение англиканской церкви было аналогично положению римской церкви при Константине Великом и оставалось таким до семнадцатого года правления Карла Первого, который, уступая просьбам своих подданных, оказавшихся не в состоянии выносить чрезмерное могущество епископов, отменил указ Елизаветы, оставив за епископами только обычную власть, а именно установление канонов, которые при согласии короля становились бы церковными законами.

А. Следовательно, положение англиканской церкви, каким мы видим его в настоящее время, с точки зрения чистоты учения равнялось положению церкви в эпоху Константина, а в отношении справедливости церковных законов даже превосходило его. Ведь, по-видимому, несправедливо, чтобы человек, чья вера избрана им на свой страх и риск, подвергался бы наказанию на том основании, что она ошибочна. И тем более со стороны тех людей, для которых чужое заблуждение не представляет опасности.

Б. Ошибаться, заблуждаться, обманываться – по своей природе не есть преступление, и не может стать преступлением заблуждение, пока оно остается лишь в мыслях. Ибо, перед каким судьей можно обвинить его, какими свидетелями изобличить, а значит, как же его судить? Слова же могут быть преступлениями и подлежать любому установленному законодателем наказанию, и это не будет несправедливым даже в случае смертной казни. Если хула на короля может быть наказуема смертью, то тем более хула, возводимая на Бога. Справедливость, однако же, требует, чтобы в таком законе было ясно определено, что именно является преступлением, которое осуждается таким образом, а кроме того, какое следует за него наказание, с той целью чтобы ожидаемое наказание удерживало бы злодея от злодеяния. Ведь целью налагаемого законом наказания является не удовлетворение чувства гнева против какого-то человека, но предупреждение, насколько возможно, несправедливости, что служит на пользу всему роду человеческому, и несправедлив тот закон, который поражает раньше, чем предупреждает. И хотя высшие власти обладают произвольным правом создавать законы, они не могут произвольно налагать наказание, не предусмотренное законами заранее. Кроме того, даже противозаконное деяние не может быть по справедливости наказано и объявлено преступлением, если не был заранее опубликован и распространен соответствующий закон, так, чтобы была снята всякая правдоподобная ссылка на незнание законов.

А. А разве не является преступлением и не может подвергнуться наказанию то, что совершено вопреки естественному закону, даже если в законе не упоминается никакая мера наказания?

Б. Естественный закон является вечным, божественным и запечатлен только в сердцах наших. Но мало таких людей, которые могут заглянуть в собственное сердце и способны читать, что в нем записано. Поэтому, что следует делать, и чего следует избегать, они узнают из писаных законов, и они делают что-то или избегают чего-то в зависимости от того, насколько это кажется им полезным или опасным в зависимости от предусмотренных законом наказаний. Кроме того, если что-то делается вопреки естественному закону, это обычно называют не преступлением, а прегрешением, и полагают, что если покаяться в этом, то сразу же последует прощение, если только этот поступок не повлечет за собой какого-нибудь ущерба для государства или ближнего. И считают, что при этом не следует наказывать за что-то, кроме нанесенного ущерба, ибо одному только Богу дано наказывать зло. Ведь если один грешник станет наказывать другого грешника только за его прегрешение, уже после того, как последовало наказание по закону, это будет чем-то вроде гражданской войны.