Томас Гоббс - Сочинения в двух томах. Т.2

А. Я понимаю, что абстрактные слова весьма необходимы для исследования причин кажущихся вещей, существующих только в нашем воображении, но само по себе имя сущность (essentia) не было дано как результат нашего зрительного образа (popter phantasma nostrum), подобно величине, цвету и т.д., которые имеют причину в пяти органах чувств, ибо, как я сказал выше, не сама субстанция, или само сущее (ens), но лишь ее проявление является нам и называется фантомом, сущность же сущего сама по себе (simpliciter) не есть фантом. Так что же такое “сущность”, или “быть”, употребляемое как имя? Имя какой же вещи?

Б. Сущность сущего конкретна (in concrete), например сущее “белый” есть имя самого “белого”, но рассматриваемое только как “белое”. На том же основании сущность сущего сама по себе (simpliciter) есть имя сущего, но рассматриваемого только как сущее, и в целом абстрактные имена суть имена конкретных [вещей], рассматриваемых отдельно от прочих наименований того же конкретного. “Белое”, например, есть белое существо , если же в белом существе мы будем рассматривать белое отдельно от сущего , то вместо “белое” скажем для большей понятности “белизна” либо “быть белым”.

А. Значит, когда вместо “сущее” мы говорим просто “сущность”, то “сущее” и “сущность” будут синонимами и соответственно слово “сущность” оказывается излишним.

Б. Мало того, оно несовместимо и с истиной веры, как свидетельствует Иоанн Дамаскин в 11-й главе “Изложения веры” [159]. Сказав “слово стало человеком”, он добавляет: “но мы никогда не слышали, чтобы воплотилась или вочеловечилась Божественность”. Следовательно, очевидно, что в сущем самом по себе различаются сущее и сущность , и значительно сильнее, чем в конкретных [именах].

А. Зачем нужно было учителям утверждать, что, если бы “сущее” и “сущность” в Боге не были едины, Божественная субстанция была бы сложной (romposita) ?

Б. Потому что определение, являющееся разъяснением определенной сущности, обычно называется философами “самой сущностью”. Например, если определение человека есть “разумное животное”, то сущностью они называют разумное животное и говорят, что оно складывается из животного и разумного , составляющих его части, не проводя различия между определением человека, каковым является речь, частями которой будут имена “животное” и “разумное”, и самим человеком, частями которого являются голова, грудь и прочее. Но поскольку трудно назвать конкретно (in concrete) разумное животное “сущностью”, некоторые пытаются смягчить это выражение, говоря, что сущностью человека является не разумное животное, а разумная душа и что она есть субстанция, существующая отдельно от человеческого тела. Таким образом, они делают сущностью часть самого человека, интегрирующую и в то же время сущностную.

А. О эти великолепные миражи пустой философии! Но скажи, что, собственно, в действительности означает “лицо” (persona)?

Б. Это латинское слово, означающее любую единичную вещь, действующую либо по своей, либо по чужой воле. Так, Цицерон (Об ораторе II 102) говорит: “Я один беру на себя три лица (personae) – собственное, судьи и противника”. Что это означает, если не то, что сам Цицерон берет на себя роль собственную, судьи и противника? Ну а что находим мы в англиканском катехизисе, где служитель спрашивает: Что ты прежде всего узнаешь из членов (articulis) твоей веры? , а вступающий (оглашенный) отвечает: Прежде всего веру в Бога-Отца, который создал меня и весь мир, во-вторых, веру в Сына Его, Иисуса Христа, принесшего искупление мне и всему роду человеческому, в-третьих, веру в Святой Дух, освятивший меня и весь избранный народ Божий . Но это и есть утверждение, что Бог в собственном лице создал все, в лице своего Сына искупил род человеческий, в лице Святого Духа освятил церковь. Можно ли сказать о ликах Божества яснее и в более точном соответствии с верой? Если же вместо слова “лицо” мы станем вместе с греческими отцами церкви употреблять слово “ипостась”, то, поскольку “ипостась” и “субстанция” означают одно и то же, мы создадим вместо трех лиц три Божественные субстанции, т.е. трех богов. Беллармин и чуть ли не все другие ученые определяют “лицо” как “первую мыслящую субстанцию”, т.е. неделимую субстанцию, т.е. единственную, но мыслящую, такую, как Бог, Христос, Святой Дух, Гавриил, Петр. А что такое эти три первые субстанции, Отец, Сын и Святой Дух, если не три Божественные субстанции? Но это противоречит вере. Беллармин не понял смысл латинского слова “лицо”. Если бы это слово обозначало первую субстанцию, разве греческое ядоошлог не обозначало бы то же самое? Но это неправильно, ибо оно обозначает, собственно, лицо человека, как естественное, так и искусственное, т.е. маску, а также представительное лицо и употребляется не только в театре, но и в суде, и в церкви. А что такое представительное лицо, если не образ или отпечаток представляемого? Именно в этом смысле св. Павел называет нашего Спасителя (Евр. 1, 3) образом (character) Божественной субстанции.

А. А что означает в Священном писании слово

Б. Собственно, ничего, кроме лица. Как синекдоха [160]иногда употребляется вместо самого человека, например в слове προσωποληφία. Но в Символе веры нет ни малейшего упоминания ни лица, ни ипостаси, ни Троицы, хотя в греческом тексте Символа Афанасия встречается ипостась. А церковь принимает Символ Афанасия, но без слова “ипостась”, только в качестве парафразы Никейского Символа. Ведь ни Символ, ни какой-либо член веры не может быть установлен только в силу авторитета отдельных учителей, даже всей церковью, если они не согласуются с толкованием Священного писания.

А. Почему же древние отцы церкви и многие другие новейшие учители пользовались этими словами?

Б. Потому что не могли быть истолкованы иначе слова Священного писания, а именно (Матф. 28, 19): Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа , и слова св. Иоанна (1 Иоан. 5, 7): Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Сын и Святой Дух , и другие подобные места, говорящие о Божественности Христа.

А. Но почему вообще необходимо было объяснять то, что, как они сами знали, непознаваемо, т.е. необъяснимо?

Б. Отцы церкви как до, так и после Никейского собора заявляли, что воплощение Бога-Сына непознаваемо, но, рассуждая об этом, они оправдывались тем, что их побуждают к этому еретики. Так, Епифаний в начале седьмой книги “О Троице”: “Для верующих были достаточны слова Бога: Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа и т.д., но пороки еретиков и богохульников побуждают нас говорить о недозволенном, произносить невыразимое и впадать в порок, противоположный чужому”. Так же и Беллармин в первой книге “О Христе”: “Наши учители ведут философские рассуждения не с тем, чтобы показать Троицу, но чтобы разрешать софизмы философов”, и Петр Ломбардский в 1-й книге “Различения” (23) приводит слова из седьмой книги “О Троице” Божественного Августина: “Греки понимают субстанцию иначе, чем латиняне. Латиняне говорят: единая сущность, или субстанция, три лица , потому что в нашем языке, т.е. в латинском, сущность может пониматься только как субстанция. И чтобы это было понятным по крайней мере приближенно, они считали нужным на вопрос загадки, когда спрашивается, что такое три , называть какой-то предмет; значит, когда спрашивают, что есть три или трое , мы стараемся найти некое имя, разъясняющее это три , но мы не находим такое [в данном случае], ибо Божественность далеко превосходит возможности нашей привычной речи”.