Томас Гоббс - Сочинения в 2 томах. Т.1

Поэтому говорят, что людей наказали из ненависти к их достоинствам, если это делают монархи, если же то же самое делается по воле народа, то это считается совершенным в интересах государства.

8. Есть и такие, кто считает монархию худшим государственным строем, чем демократия, потому, что в первой меньше свободы, чем во второй. Если под свободой понимают отказ от подчинения законам, то есть повелениям народа, то в этом случае ни в демократии, ни в какой-либо другой государственной форме вообще нет никакой свободы. Если же под свободой понимается немногочисленность законов и запретов, и при этом распространяющихся только на то, без запрещения чего мир невозможен, тогда я утверждаю, что в монархии не меньше свободы, чем в демократии. Ибо монархия не меньше, чем демократия, может прекрасно уживаться с такой свободой. Ведь даже если на воротах и башнях какого угодно государства написать самыми огромными буквами слово «свобода», это будет свобода не каждого гражданина, но свобода государства; и государство, управляемое народом, имеет на него не больше права, чем государство, управляемое монархом. Но когда частные граждане, то есть подданные, требуют свободы, они по существу, говоря о свободе, требуют себе не свободы, а господства, даже не подозревая об этом по своему невежеству. Ведь если бы каждый предоставлял другим такую же свободу, какую он хочет для себя, как этого требует закон природы, то вновь бы вернулось то естественное состояние, в котором все имеют право делать все; и если бы люди знали, что такое состояние хуже всякого подчинения, они бы отвергли его. Но если кто-то требует свободы только для самого себя, отказывая в ней всем остальным, разве это не есть требование господства? Ведь тот, кто свободен от всяких уз, тот является господином всех остальных, кто скован ими. Следовательно, в народном государстве свобода граждан не больше, чем в монархическом. Что вводит в заблуждение, так это равное участие в исполнении общественных обязанностей и управлении государством. Ведь там, где власть принадлежит народу, отдельные граждане принимают участие в управлении постольку, поскольку они составляют часть правящего народа. Они равноправно принимают участие в исполнении общественных обязанностей, поскольку обладают равными правами в избрании должностных лиц в государстве. И это как раз и есть то, что утверждает Аристотель во 2-й главе VI книги Политики, называя, как это делалось в его время, свободой власти: В демократии свобода уже предполагается. Это то, что обычно говорят: вне такого рода государства никто не является свободным [123]. Отсюда, между прочим, можно сделать вывод, что те граждане, которые оплакивают уничтожение свободы в монархии, негодуют лишь на то, что их не допускают к кормилу правления государством.

9. Но кто-нибудь, быть может, скажет, что именно поэтому народное государство (status popularis) должно быть поставлено намного выше монархии, коль скоро там, где государственными делами занимаются все, для всех открывается возможность проявить при общественном обсуждении самых сложных и важных вопросов свою мудрость, знания, красноречие. А в силу присущей человеческой природе жажды славы нет ничего приятнее этого для всех, кто превосходит других, или полагает, что превосходит, в этих качествах. В монархических же государствах этот путь, ведущий к славе и более высокому положению, для большинства граждан закрыт. Что же тогда является недостатком, если не это? Я скажу. Видеть, как мнение человека, презираемого нами, оказывается предпочтенным нашему, как пренебрегают на глазах у нас нашей мудростью в неясной надежде пустой славы навлекать на себя несомненнейшую вражду, не зная при этом, победим ли мы или окажемся побежденными, ненавидеть и быть предметом ненависти из-за несогласия во взглядах; бесплодно открывать всем наши замыслы и желания, когда это не нужно, оставлять в небрежении собственное хозяйство, все это я называю недостатками демократии. Стоять же в стороне от борьбы честолюбий, хотя такого рода состязания приятны людям красноречивым, не должно представляться им несчастьем, если только мы не станем утверждать, что для людей воинственных является несчастьем, когда их удерживают от битвы из-за того, что она доставляет им удовольствие.

10. Кроме того, есть немало причин, в силу которых обсуждение важных вопросов в многолюдных собраниях происходит менее успешно, чем там, где в их обсуждении участвуют лишь немногие. Одна из них состоит в том, что для принятия правильных решений обо всем, что способствует благополучию государства, необходимо иметь представление о происходящем не только внутри государства, но и за его пределами. Что касается внутреннего положения, здесь необходимо знать, на какие средства существует и защищает себя государство, где берутся эти средства, где удобнее всего размещать оборонительные сооружения, где набирать и на какие средства содержать войско, каково отношение граждан к государю или руководителям государства и тому подобное. В области внешних отношений нужно знать, сколь значительна и в чем выражается мощь каждого из соседних государств, что мы выигрываем и что теряем от связей с ними, каково их отношение к нам и друг к другу и какие они принимают решения по текущим делам. Поскольку в многолюдном собрании, в большинстве своем не имеющем представления о подобных вещах, чтобы не сказать – неспособном понять их, только очень немногие разбираются в этом, что, кроме вреда для решения важных вопросов, может дать своими глупыми высказываниями это великое число участников обсуждения?

11. Другая причина, делающая большое собрание не слишком удобным для обсуждения государственных дел, состоит в том, что каждый желающий разъяснить свое предложение считает необходимым произнести бесконечно длинную речь и к тому же, стремясь произвести впечатление, хочет сделать ее своим красноречием насколько возможно красивее и приятнее для слушателей. Задача же красноречия состоит в том, чтобы добро и зло, полезное и вредное, достойное и недостойное представить большим или меньшим, чем оно есть в действительности, и представить справедливым то, что является несправедливым, в зависимости от того, насколько это может оказаться полезным для достижения поставленной оратором цели. Это и есть убеждение, и хотя ораторы прибегают к логическим рассуждениям, однако исходят при этом не из истинных принципов, но из того, что греки называют ???????, то есть из общепринятых представлений, по большей части являющихся ложными, и стремятся своей речью не раскрывать истинное положение вещей, а воздействовать на чувства и души слушателей. А это значит, что решения принимаются под влиянием не истинного разума, а душевного порыва. И это вина не человека, но самого красноречия, цель которого, как утверждают все учителя риторики, не истина, хотя она и не исключается, но победа, и задача ее – не учить, а убеждать.