Борис Чичерин - Собственность и государство

Можно ожидать, что высказывая подобное положение, автор подтвердит его строгими доказательствами; таково требование науки. Где нет фактических исследований, там необходим логический вывод. Между тем ни того, ни другого мы не находим у Прудона и его последователей. Начало, принятое на веру, но не выведенное логическим путем и еще менее подкрепленное опытом, выдается за абсолютную истину, с которою все должно сообразоваться. И все последующие социалисты один за другим повторяют ту же тему, точно так же избавляя себя от всякого доказательства. Мы видели уже, что Родбертус выставляет в виде аксиомы, что экономическое значение имеет один труд, и что все, что не произведено трудом, принадлежит к естественным, а не к экономическим благам. Лассаль возвеличивает Рикардо как провозвестника величайшего экономического принципа, но признавая его непоследовательным, тщательно обходит его аргументацию и сам не представляет ничего взамен [209]. Наконец, главный корифей современного социализма, Карл Маркс, на том же начале строит всю свою систему, но прибегает при этом к такой софистике, которая доказывает только всю шаткость принятых им оснований. Разбор теории Маркса покажет нам, насколько это начало может иметь притязания на научное значение [210].

Маркс отправляется от различия потребительной ценности и меновой. Первая представляет собою полезность товара, вторая — то количественное отношение, в котором обмениваются друг на друга различные полезные предметы. Это отношение указывает на то, что в обоих существует нечто общее, находящееся и здесь и там в равном количестве. Это общее должно быть отлично от разного качества товаров, следовательно и от их полезности, которая заключается именно в их качестве. Поэтому, чтобы получить меновую ценность, надобно сделать отвлечение от всякой потребительной ценности. «Как потребительные ценности, — говорит Маркс, — товары прежде всего являются с различным качеством; как меновые ценности, они могут быть только разного количества, следовательно они не содержат в себе ни единого атома потребительной ценности».

Что же остается в обменивающихся товарах за исключением их полезности? То, что и те и другие суть произведения труда. На этом только основании может происходить уравнение. Однако и труд берется здесь не со стороны его полезности, ибо, исключивши полезность предмета, мы исключили и полезность труда. Остается один «отвлеченный человеческий труд», или трата рабочей силы, измеряемая временем. Это и есть истинное мерило меновой ценности, и ничего другого в ней не заключается [211].

Такова аргументация Маркса. В ней есть как будто попытка сделать логический вывод; но эта попытка обнаруживает только полный недостаток логики и тем самым обличает совершенную несостоятельность этой теории. Нечего говорить о том, что в действительности не происходит и не может происходить ничего подобного. Никто никогда не меняет товаров, отвлекаясь от их полезности, ибо мена происходит именно вследствие того, что каждой стороне нужен товар, находящийся в руках другой, и эта потребность составляет существенный элемент в определении ценности. Но и чисто логически такой вывод представляется нелепым. Невозможно отвлекаться от того, что составляет основание всего процесса. Сказать, что в меновой ценности нет ни единого атома потребительной ценности, значит утверждать, что бесполезные вещи должны меняться совершенно так же, как и полезные, а это — чистая нелепость. Затем не видать, почему, за исключением полезности, в товарах остается одно только качество, именно, что они являются произведениями труда; как будто не могут меняться произведения природы в различных пропорциях, смотря, например, по их величине или редкости. Наконец, когда мы отвлекаемся от самой полезности труда и берем в расчет единственно трату силы, измеряемую временем, то здесь уже теряется всякий смысл. Обезьяна, которая в басне катает бревна, должна, по этой теории, получить совершенно такую же плату, как и самый полезный работник. Вследствие этого сам Маркс принужден признать, что работа, воплощаемая в меновой ценности, должна быть работа полезная (стр. 16, 17). Но если так, то определяя меновую ценность товаров, мы не отвлекаемся от всякой полезности, а напротив, должны принимать ее в соображение, и тогда вся теория рушится в самом основании.

Не меньшие несообразности оказываются и в приложении принятого Марксом начала. Прежде всего против него говорит тот очевидный факт, что различного качества работа оплачивается и не может не оплачиваться разно, между тем как по теории, каждый час рабочего времени должен иметь одинаковую цену, какова бы ни была работа. Маркс не решился последовательно провести свое начало, как это делает, например, Прудон, который отвергает всякое право таланта на высшую плату. Маркс требует, напротив, чтобы более сложная или высшего качества работа сводилась к единице простой (стр. 19). Но каким образом возможно произвести эту операцию? На это у Маркса нет ответа. Он просто ссылается на опыт, указывая на то, что этот процесс постоянно происходит «за спиною производителей». Между тем в действительности этот процесс происходит именно в силу того начала, которое устраняется Марксом. Качественно высшая работа оплачивается выше, вследствие того что ее произведения ценятся дороже: от цены произведений зависит и цена работы; оценка же произведений совершается посредством предложения и требования. На это указывал уже Адам Смит, на которого ссылается и Рикардо [212]. Если же мы устраним предложение и требование и отвлечемся от всякой полезности, то мы потеряем вместе с тем и всякое мерило; тогда не будет никакой возможности свести качество на количество. Сам Маркс признает, что качество работы определяется ценою произведений, когда он говорит, что «хотя товар может быть произведением самой сложной работы, однако ценность приравнивает его к произведению простой работы, а потому сама представляет только известное количество простой работы» (стр. 19). Но это возможно, только когда ценность определяется независимо от работы, именно, предложением и требованием; если же ценность произведений должна определяться положенною на них работою, а работа, в свою очередь, должна определяться ценностью произведений, то мы вращаемся в логическом круге, как и делает Маркс.

Даже простая работа ценится не одним продолжением времени, но и ее достоинством. «Может казаться, — говорит Маркс, — что если ценность товаров определяется истраченным на его производство количеством работы, то чем ленивее и неискуснее человек, тем ценнее его товар, ибо тем более времени он употребил на его приготовление» (стр. 13). Это затруднение устраняется тем, что в расчет берется среднее рабочее время. «Совокупная рабочая сила общества, — говорит Маркс, — изображающаяся в ценностях товарного мира, считается одною и тою же человеческою рабочею силою, хотя она состоит из бесчисленного множества индивидуальных рабочих сил. Каждая из этих индивидуальных рабочих сил есть такая же человеческая рабочая сила, как и другая, насколько она носит на себе характер общественной средней рабочей силы и действует как таковая средняя рабочая сила» (Там же).