Питер Сингер - О вещах действительно важных. Моральные вызовы двадцать первого века

Сиджвик был утилитаристом, я тоже утилитарист. Когда начинаешь изучать интуитивные реакции человека на вопросы морали, формировавшиеся веками и распространяемые через культуру, утилитаризм, на мой взгляд, — самая удачная позиция. Подробнее я излагаю это в работе «Точка зрения Вселенной» (The Point of View of the Universe), написанной в соавторстве с Катаржиной де Лазари-Радек. Впрочем, в эссе, вошедших в эту книгу, я не придерживаюсь строгой утилитарной модели. Многие выводы я делаю, опираясь также и на неутилитаристские подходы. Проблемы, о которых я пишу, так актуальны для реальной жизни, что, как добросовестный утилитарист, я должен обращаться не только к узкому кругу последовательных утилитаристов, но и к максимально широкой аудитории.

Некоторые из эссе написаны на темы, по которым моя позиция давно известна: этика наших взаимоотношений с животными, вопросы жизни и смерти, обязательства обеспеченных по отношению к неимущим. По другим темам я высказываюсь впервые: например, этично ли продавать почку или выращивать генно-модифицированную пшеницу, каков моральный статус робота, обладающего сознанием, предосудителен ли инцест между взрослыми братьями и сестрами. Счастье и как его хранить и поддерживать — ключевой вопрос для моей этической позиции, этой теме посвящен один из разделов. Из статей более личного характера упомяну завершающую — размышления о серфинге, который делает меня счастливым.

Читателей, знакомых с моими взглядами по одним вопросам, возможно, удивит точка зрения на другие. Я стараюсь сохранять ум открытым и реагировать на доказательную базу, а не просто предсказуемо держаться некоторой политической линии. И если вы пока сомневаетесь, есть ли от философа польза при обсуждении острых, волнующих общество проблем, надеюсь, что книга вас в этом убедит.

НЕМЕЦКИЙ ФИЛОСОФ XVIII ВЕКА ИММАНУИЛ КАНТ писал: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне».

В нынешнем году у телескопа юбилей: 400 лет назад Галилей воспользовался им впервые. Поэтому год объявлен Международным годом астрономии, что дает повод для размышлений над первым из кантовских источников «удивления и благоговения». Официальная задача мемориального года — помочь гражданам мира «заново открыть свое место во Вселенной» — хороша еще тем, что позволяет отвлечься от таких земных неприятностей, как свиной грипп и мировой финансовый кризис.

Что говорит астрономия о «звездном небе надо мной»?

Расширяя наше представление о необъятной Вселенной, наука по меньшей мере поддерживает в нас то изумленное благоговение, с которым мы смотрим в небо звездной ночью (выбравшись подальше от задымленного воздуха и избыточного городского освещения туда, где хорошо видны звезды). Но все, что мы знаем, недвусмысленно дает понять, что наше место во Вселенной весьма скромное.

В эссе «Мечты и факты» (Dreams and Facts) философ Бертран Рассел писал, что вся наша Галактика Млечный Путь — это крошечный фрагмент Вселенной, а Солнечная система в составе этого фрагмента — «бесконечно малое пятнышко», и в пятнышке этом «наша планета — микроскопическая точка». Сегодня у нас есть не только словесный портрет нашей маленькой планеты на фоне Галактики. По предложению астронома Карла Сагана, космический зонд «Вояджер», покидая пределы Солнечной системы, сделал снимок Земли. Благодаря этому в 1990 году мы получили изображение Земли — голубоватой точки на зернистом снимке. Поищите на YouTube «Карл Саган — голубая точка», и вы сможете послушать его самого, призывающего нас любить и беречь этот мир, поскольку на одной этой голубой точке собрано все, что нам в жизни дорого.

Трогательные слова, но что за ними?

Формулировка Рассела может создать впечатление, что мы, пятнышки в огромной Вселенной, вовсе ничего не значим: «Крошечные сгустки, состоящие из углерода с примесями и воды, со сложной структурой, с довольно нестандартными физическими и химическими свойствами, ползают по поверхности этой точки несколько лет, а затем вновь распадаются на составляющие их элементы». Но из размера нашей родной планеты нигилистический подход к нашему существованию никак не следует, да Рассел и не был нигилистом. Он просто считал, что нельзя отмахиваться от факта: во Вселенной мы занимаем очень незначительное место. Это понимание позволяет расстаться с комфортной, но иллюзорной верой в мир, созданный для нас и ради нас заботами доброго и всемогущего Творца. «Мечты и факты» заканчиваются такими парадоксальными словами: «Никто не свободен от страха, пока не осмелится увидеть свое настоящее место в мире; никто не достигнет величия, к которому способен, пока не позволит себе увидеть, насколько он мал».

После Второй мировой войны, когда мир разделился на ядерные лагеря, грозившие взаимным уничтожением, незначительность планеты в масштабах Вселенной совершенно не помешала Расселу бороться с угрозой исчезновения жизни с ее лица. Наоборот, ядерное разоружение до конца дней оставалось центральным вопросом в его политических выступлениях.

Аналогичной позиции придерживается и Саган. Взгляд на Землю со стороны, по его словам, в целом снижает важность таких вещей, как границы между странами, которые нас разделяют, и «выдвигает на первый план нашу обязанность хорошо обращаться друг с другом, беречь и защищать эту голубую точку, единственный наш дом». Ал Гор использовал образ «голубой точки» в финале фильма «Неудобная правда» (An Inconvenient Truth), давая понять, что, если мы приведем планету в негодность, бежать с нее нам будет некуда.

Возможно, так оно и есть, хотя сейчас ученые открывают за пределами нашей Солнечной системы все новые планеты. Может быть, однажды окажется, что мы не единственные разумные существа во Вселенной и обсуждаем с себе подобными вопросы межвидовой этики. Это возвращает нас ко второму кантовскому источнику удивления и благоговения — нравственному закону внутри нас.

Интересно, что бы подумало существо, совершенно непохожее на нас эволюционно, возможно, даже имеющее в основе своей жизни не углерод, а что-то еще, — о нашем нравственном законе?

МОЖЕТ ЛИ МОРАЛЬНОЕ СУЖДЕНИЕ БЫТЬ истинным или ложным? Или по самой сути этика исключительно субъективна, так что каждый вправе выбирать себе свою? А возможно, ее диктует культура общества, в котором человек живет, и именно в ней следует искать ответ на этот вопрос?

В философии приписывать моральным суждениям объективную истинность вышло из моды в 1930-х годах, когда логический позитивизм провозгласил, что, поскольку проверить их на истинность, судя по всему, нельзя, следует видеть в них не что иное, как выражение наших чувств и умонастроений. Например, говоря «Нельзя бить ребенка», мы на самом деле просто выражаем свое неодобрение действия или пытаемся его прекратить. Прав объективно тот, кто бьет ребенка, или не прав — так вопрос не ставится.