Леонид Китаев-Смык - Психология стресса

Рис. 22. Гетерофория при длительном стрессе I–VI – номера испытуемых: А – лабораторный эксперимент, Б – эксперимент на плавучем стенде, а – режим непрерывной деятельности с лишением сна, б – эксперимент с ночным сном. Т – время в сутках

Таким образом, уровень функциональной симметрии (асимметрии) парных органов следует рассматривать как эффект сбалансированности их асимметричности, а не как сравнение показателей их асимметрии. Для этого следует использовать интегральные показатели совместной работы парных органов, а не изолированную регистрацию показателей функций этих органов. На примере исследований гетерофории при стрессовых нагрузках на системы пространственной ориентации организма человека видно, что оптимальную эффективность в совместной работе парных органов следует ожидать при максимальной сбалансированности асимметрии парных органов. Можно предполагать, что наличие умеренной гетерофории не является неблагоприятным фактором, а служит как бы своего рода единицей отсчета при стереоскопическом бинокулярном восприятии пространства. В таком случае уменьшение гетерофории при указанных выше стрессогенных нагрузках, возможно, отражение уменьшения такой "единицы" измерения пространства. Указанное толкование "ценности" гетерофории не единственное и требует подтверждения.

Увеличение гетерофории может быть использовано как весьма чувствительный индикатор малозаметных проявлений дистресса или склонности к нему при экстремальных нагрузках на систему пространственной ориентации организма. Следует заметить, что указанные выше закономерности динамики гетерофории при стрессе имеют место только при нормальном зрении, они иные при необходимости пользования оптикой, коррегирующей дефекты зрения.

В целостном акте восприятия одновременно участвуют анализаторы разных модальностей. Стрессовая нагрузка, казалось бы, на один из них сказывается на функциях других, на общем эффекте перцепции.

О сложности стрессовых преобразований перцептивных функций свидетельствует парадоксальность нистагменных реакций при кинетозе (регистрировались Галле Р.Р. и Гавриловой Л.Н.) (рис. 20). Было обнаружено, что "слабая" стимуляция, адресованная к вестибулярному анализатору (за 10 секунд – 5 оборотов на кресле Барани), вызывала в первые трое суток медленного стрессогенного вращения нистагменную реакцию, по продолжительности практически не отличающуюся от реакции, имевшейся до начала стрессогенного вращения. В этот же период дистресса "сильная" стимуляция (за 10 секунд – 20 оборотов) вызывала значительно меньшую нистагменную реакцию, чем при нормальном состоянии испытуемого и при слабой стимуляции. Можно предположить, что эти парадоксальные вестибуло-моторные реакции – отголосок стрессогенных преобразований в перцептивнокогнитивной сфере, которые привели к возникновению у испытуемого Ко-ва пространственных иллюзий при кинетозе в условиях медленного вращения. У Ко-ва в данном эксперименте возникали два типа пространственных иллюзий. При движениях головой с закрытыми глазами в условиях длительного медленного вращения у него возникало ощущение "вращения чего-то неопределенного внутри головы" (из отчета испытуемого Ко-ва). При открытых глазах движения головой вызывали у этого испытуемого кажущееся движение (сдвиг) визуального пространства. Во время этого "движения" все предметы, находящиеся в поле зрения, казались ему слегка затуманивающимися, в других случаях визуальная картина как бы смазывалась во время своего движения. При стрессогенных изменениях гравитоинерционной среды нами были обнаружены индивидуальные различия людей в зависимости от особенностей пространственных иллюзий [123 и др.]. У одних лиц, склонных к пассивному эмоционально-двигательному реагированию на гравитоинерционный стрессор, возникали при его действии интериоризированные пространственные иллюзии, т. е. "ощущение движения чего-то внутри себя". Эти люди были склонны к тотальным превентивно-защитным вегетативным реакциям. У других людей, отличавшихся склонностью при стрессе к активному эмоционально-двигательному реагированию и к локальным вегетативным реакциям, пространственные иллюзии были экстериоризированы, при гравитоинерционных воздействиях им казалось движущимся окружающее пространство.

Таким образом, при описанном стрессе имело место у одних людей сочетание интраскопических пространственных иллюзий (видение иллюзорного пространственного образа внутри себя) и экскреторно-эвакуаторных вегетативных реакций (рвота, потливость, слюнотечение и т. п.), т. е. выбрасывание "субстанций, находящихся внутри себя"; при этом снижалась двигательная активность субъекта, т. е. активность, адресованная вовне. Для других людей были характерны пространственные иллюзии, локализованные вне тела субъекта. Они сочетались с усилением двигательной активности субъекта. Для этих людей не были характерны вегетативные экскреторно-эвакуаторные реакции. Можно полагать, у людей, вошедших в первую группу, вследствие "субъективной невозможности" сложившейся внешней ситуации возникал не осознаваемый ими концепт стрессора, локализованного во внутренней среде организма. У лиц второй группы, напротив, – локализованного во внешней среде вследствие концептуализации внешней ситуации как "субъективно возможной". Соответственно конструировалась стратегия "защиты" от стрессора. Здесь очевидна взаимосвязанность когнитивных и вегетативных адаптационных процессов.

Испытуемый Ко-в, участвуя в первых для него экспериментах с длительным стрессогенным вращением, отличался возникновением исключительно интериоризированных пространственных иллюзий и выраженными тотальными вегетативными реакциями. В дальнейшем в подобных экспериментах у него было отмечено уменьшение вегетативных проявлений кинетоза и снижение яркости интериоризированных пространственных иллюзий. Наряду с этим стали возникать усиливающиеся от эксперимента к эксперименту экстериоризированные пространственные иллюзии. Это свидетельствует о возможности перехода одних проявлений стресса в другие по мере многократного адаптирования к стрессору.

Инженерно-психологические исследования когнитивного субсиндрома стресса.Некоторые результаты анализа операторской деятельности испытуемого Ко-ва в ходе эксперимента с 15-суточным стрессогенным вращением показаны на рис. 23. Исследование оперативной памяти обнаружило, что наряду с увеличением энграм, которые испытуемый вспомнил правильно, увеличилось количество ошибочных припоминаний (для запоминания предъявлялись цифровые ряды). Нами сообщалось, что увеличение ошибок памяти характерно для тяжелых форм дистресса [121, 131]. Ошибки происходят по типу контаминаций, что свидетельствует о расширении круга ассоциаций, привлекаемых при актуализации энграм, а также о снижении критичности выбора и идентификации нужной энграммы. Увеличение числа припоминаний (верных и ошибочных) свидетельствует о расширении при стрессе, условно говоря, круга поисков "выхода" из стрессогенной ситуации, что имеет адаптационное значение. В данном случае отрицательной стороной такого расширения явилось снижение контролируемости результатов этих "поисков". Сходные изменения памяти обнаружил И.М. Фейгенберг при некоторых формах шизофрении [269, 270]. Это свидетельствует, вероятно, о том, что сходные адаптационные мнестические механизмы активируются как при предклинических проявлениях дистресса, так и при клинической психопатологии, в возникновении которой "стресс жизни" может играть немалую роль [485, 522 и др.].