Денис Пилипишин - Мистер Эго. Как жить в обществе и быть свободным от общества?

В самом деле, возвращаясь к примеру с ребенком, нельзя же право строить картину мира исходя из кухонных дьяволов и рассуждений поросят в вечерних сказках! Это очевидно, а вот то, что порой некритическое и неосмысленное принятие чужих утверждений по своему действию аналогично образу Сатаны или Хрюши, очевидно уже не всем.

Таким образом, в качестве исходных данных имеем следующее:

1. Одну из самых распространенных позиций в отношении свободы составляют произносимые с пафосом утверждения о возможности осуществления человеком абсолютно свободного выбора, по сути, означающие предзаданность свободы, что снимает проблему вообще – чего тут рассуждать, если мы абсолютно свободны по определению.

2. Эти утверждения могут выступать в трех ипостасях:

а) лозунгов, призывающих к определенному образу жизни, – в этом случае нельзя ставить вопрос об их истинности или ложности;

б) источника вдохновляющей силы человека, сообщающего ему духовный импульс, сила которого совершенно не зависит от того, верны ли утверждения, и, видимо, в этом случае следует признать их полезными;

в) тезисов, претендующих на статус истинного знания о реальности.

Мы исходим из позиции, что совершенно недопустимо вписывать в личное мировоззрение какую-либо идею, не осознав ее в полной мере и не подвергнув критическому анализу, будь она хоть трижды эффективна. Дальнейший наш анализ, как уже ясно из контекста, будет сконцентрирован на последнем подпункте, поскольку именно его рассмотрение позволит составить адекватное представление. Критикуя утверждения об абсолютной свободе личности, и в то же время, сохраняя стремление быть свободными личностями, мы выявим возможные ограничения и придем к обоснованному заключению в отношении степеней нашей свободы.

В плане обещанной критики укажем на ограничения нашей свободы, несовместимые с ее абсолютным статусом. Для начала, зададимся вопросом, каковы составляющие свободы? Здесь необходимо отдать должное основателю баденской школы неокантианства Вильгельму Виндельбанду, который, отвечая на этот вопрос, полагал, что он распадается на три особых вопроса: «о свободе хотения, выбора и действия». [9;19]. Несколько перефразируя достойного философа, согласимся, что и говоря в наших терминах, свобода выбора предполагает выбор действия, которое хотят совершить, саму возможность осуществления выбора, и, самое сложное, выбор того, чего мы хотим пожелать. Поясним последовательно каждый из отмеченных аспектов.

Свобода действия –наиболее простой и понятный момент. Даже человеку, никогда не блиставшему интеллектуальной мощью, ясно: в своей жизни мы постоянно выбираем, какое действие в данный момент совершить, и при этом, столь же постоянно, сталкиваемся с неизбежными ограничениями окружающей среды. Под последней здесь подразумевается чисто физическая реальность, о влиянии социального пространства мы поговорим далее. На уровне принципиального очевидно: ни о какой абсолютной свободе в плане совершения действий не может быть и речи. Хотя возможности каждого различны (может быть кто-то, занесенный в книгу рекордов Гиннеса, каким-то образом перекусывает зубами металлический кабель в палец толщиной, но большинство из нас сделать этого не сможет даже поднатужившись), все мы находимся под гнетом материальной данности, сбросить который не в силах. Наше действие всегда детерминировано текущей ситуацией, и даже вооруженный самой современной техникой человек безмерно слаб по сравнению с миром.

Выбор варианта: имеется ввиду, насколько осуществляемый нами выбор является свободным? Какие здесь нюансы? Отметим две стоящие мысли В.Виндельбанда. Во-первых, полагал он, свобода выбора вовсе не зависит от свободы действия. Действительно, парализованный человек, будучи не в силах совершить и элементарного движения, в то же время, вполне в состоянии выбирать, что бы он хотел сделать – наполнить стакан коньяком, например, или пощелкать семечек. Сделать выбор он в состоянии, но не может исполнить задуманное. Поэтому лежит трезвый и семечки не щелкает. Так же и мы вольны совершить выбор в пользу перекусывания толстого металлического кабеля (см. выше), и сама возможность выбора не будет зависеть от материальной возможности/невозможности удачного воплощения наших чаяний. Во-вторых, именно ограниченность нашего потенциала по изменению реальности и является первопричиной самой процедуры выбора, создает те начальные условия, которые позволяют ставить такую проблему. Поясним.

Проблема выбора как таковая возникает лишь тогда, когда человек желает нескольких различных вещей (действий), получить (осуществить) которые он никак не может одновременно. Иными словами, свободу выбора порождает ограниченность свободы действия. Когда все, что мы сейчас хотим, мы сейчас же можем и сделать, наши желания вполне совместимы друг с другом, вопроса о выборе одного или нескольких из них не возникает. Например, если некто хочет курить и одновременно пить кофе, и у него есть такая возможность, то без сомнения, он получит и то и другое минуя ситуацию выбора. Иначе, если кто-то желает поехать в отпуск на машине и в то же время, не прочь воспользоваться самолетом. Или, ситуация проще, обедая в столовой, человеку хочется взять порцию баранины и рыбное блюдо. Однако, съесть их оба ему не под силу даже потея. Здесь актуализируется выбор, поскольку приходится останавливаться на чем-то одном.

Теперь, когда с выбором мы в общих чертах определились, проанализируем, насколько он свободен и что его ограничивает. При этом, отдавая должное миру частностей, сосредоточимся, тем не менее, на возможно более объективных, фундаментальных аспектах, акцентируем внимание на главном.

Сколько бы ни кричали мыслители экзистенциального толка о свободе нашего выбора, о том, что он определяется исключительно нами, констатируем неопровержимое: в первую очередь выбор определяется нашей ситуацией. Именно она предоставляет возможные варианты, устанавливает казуистику, обуславливает узость или широту выбора. Например, тому плененному герцогу, «которому было предоставлено на выбор, желает ли он, чтоб его утопили в мальвазии или же в хересе» [9;74], по всей видимости, не приглянулись бы их пафосные рассуждения. Или, в одной юмористической книжке, на первой странице было написано: «Что вы смотрите?! Либо берите, либо положите на место, либо одно из восемнадцати!» Или в карточной игре, корифей, объясняя правила новичку, так ответил на вопрос, сколько карт тот может заменить по достижении своего хода: «Сколько душе угодно – можешь одну, можешь две!»