Денис Пилипишин - Мистер Эго. Как жить в обществе и быть свободным от общества?

Знание соционических моделей, вне зависимости, кстати, от адекватности самой соционики, весьма полезно, потому что позволяет не осуждать людей. Ибо если вы понимаете, какому психотипу соответствует тот или иной человек, то вам не только ясны возможные направления его действий (и, кстати, их способы), но и понятны ограничения, что от этого человека требовать можно, а что – бессмысленно. Вам также ясно, что в ряде случаев глупо на него обижаться – это все равно, что обижаться на кошку, которая съела дома очередного попугая. Природа у нее такая.

Соционические психотипы – случай частный, но идея, которую мы проиллюстрировали с их помощью, верна и для других ситуаций. Результаты познавательной деятельности формируют наше мировоззрение и создают модели, определяющие видение как самого себя, так и других людей, и мира в целом. Все это вместе взятое – один из эффективнейших ключей к выбору наиболее плодотворной стратегии жизни, выработке собственных адекватных (правильных) реакций, самосозиданию и самосовершенствованию.

Сказанное выше относится к внутреннему миру личности, совершенство которого представляется нам весьма важным. Но параллельно с этим, важно также, чтобы внутренние устремления человека корреллировали с тенденциями внешнего мира. Если то, что человек делает, не только правильно с локальной точки зрения, но и находится в гармонии с генеральными тенденциями развития общества в настоящий момент времени, то он движется вперед в ритме (а то и на гребне) прогрессивной волны, что всегда легче и эффективнее, нежели идти, преодолевая ее сопротивление. В этом свете актуален вопрос о современных тенденциях.

Воздерживаясь от глубокого погружения в социологию и экономику, отметим справедливые на наш взгляд выводы экономиста Е.В. Гильбо, изложенные им в книге «Россия в постиндустриальном контексте». Суть состоит в следующем.

В процессе развития цивилизации происходит смена укладов, связанная с развитием техники и изменением социального устройства. В начале, приблизительно до XVII века, было аграрное общество, основанное на сельском хозяйстве и добыче полезных ископаемых. Это так называемый первичный сектор экономики. Затем приобрел значение вторичный сектор – когда появилась перерабатывающая промышленность. Интересно, что, по свидетельству Е.В. Гильбо, «осознание этого далось человечеству с большим трудом. Еще в середине XVII века наиболее влиятельная экономическая школа – физиократы – утверждала, что добавленная стоимость создается лишь в первичном секторе, а вторичный сектор осуществляет только перераспределение богатств и по сути паразитирует на первом» [27;10].

В ХХ веке получил свое развитие третичный сектор экономики – производство услуг, технологий, программ и прочих нематериальных благ, а в последнее десятилетие прошлого века на первые роли вышел четвертичный сектор, к которому относят производство фундаментальных результатов и формирование уровня квалификации работников. Предполагается, что в дальнейшем возможен и пятеричный сектор, «связанный с формированием мотиваций».

Первая тенденция, которая логически вытекает из изложенного, состоит в том, что в плане социальной эффективности в данный момент времени (в данную эпоху), на коне оказывается тот, кто контролирует актуальный в данный момент сектор экономики. Так, в древние времена наибольшим весом обладали землевладельцы, получавшие большие доходы за счет продажи народу права пользования своей землей. В индустриальную эпоху на первое место вышли «владельцы заводов, газет, пароходов». Для постиндустриального (информационного) общества характерно влияние тех, кто владеет информацией и знанием и распределяет их. Примечание автора: когда я читал Е.В. Гильбо в 2000 году, я не до конца понимал, за счет чего растет влияние тех, кто владеет информацией и распределяет ее – не было наглядных примеров. И лишь почти через 20 лет увидел вполне яркие подтверждения. Скажем, Яндекс-такси. Компания не владеет таксомоторами, не нанимает на работу персонал (работают ИП), не осуществляет перевозки, и в широком плане у нее вообще ничего нет. Однако именно Яндекс диктует условия и цены тем, кто реально оказывает услуги. Потому что он владеет информацией и распределяет ее. И именно у него – реальная власть. И сколько бы ни бастовали таксисты против политики Яндекса, многого они не добьются – информационная власть не у них.

Вторая тенденция – в том, что неактуальный сектор экономики является убыточным. Так, даже в западных странах, где в изобилии имеются современное оборудование и совершенные технологии, где даже в деревнях мало пьющих и много трудолюбивых мужчин, сельское хозяйство сегодня убыточно практически везде и дотируется государством. Сходная ситуация начинает складываться и в чисто индустриальных промышленных отраслях.

Сказанное позволяет сделать вывод, что ориентация на знание в наше время весьма актуальна, и служит хорошим базисом укрепления социального положения индивида.

В этой связи интересны также мысли Элвина Тоффлера, изложенные им в книге «Метаморфозы власти». Он анализирует феномен власти, исходя из того, что сама по себе она не хороша и не плоха, но является необходимым элементом бытия людей.

Какие составляющие власти являются главными? Традиционно их три: насилие, богатство и знание. Однако, в разные эпохи (разные стадии развития человечества) степени влияния этих составляющих различались. В доиндустриальную эру доминировало насилие, как в больших, так и в малых масштабах. Например, ремесленный мастер с нескрываемым удовольствием применял телесные наказания в виде нанесения побоев своему подмастерью. Тогда этот способ стимулирования трудовой активности был действительно самым эффективным – потому что роль денег еще была невелика. Развитой промышленности не существовало, больших городов тоже, крестьянство обеспечивало себя всем необходимым самостоятельно, в режиме натурального хозяйства, деньги значили мало.

Когда зародилась экономика, названная Тоффлером экономикой «фабричных труб», ситуация изменилась – роль денег существенно возросла, и они стали более важным звеном в обеспечении власти, чем насилие. Одновременно власть приобрела и большую гибкость, потому что возросло ее качество – ведь в отличие от насилия, деньги позволяют создавать не только негативные стимулы, но и позитивные.

Настоящее время характеризуется доминированием власти знаний. Сегодня «знание перестало быть приложением к власти денег и власти силы, знание стало их сущностью» [43;40]. Качество власти знаний еще выше, чем власти денег. «Власть высокого качества – это не просто возможность дать затрещину. Не просто возможность сделать по-своему, принудить других делать то, что хочется вам, даже если они предпочитают иное. Высококачественная власть предполагает значительно большее. Она предполагает эффективность – достижение цели с минимальными источниками власти. Знания часто могут использоваться для того, чтобы заставить другую сторону полюбить вашу последовательность операций при выполнении действия. Они могут даже убедить человека в том, что он сам придумал эту последовательность» [43;37]. Выше, в процессе рассуждений о зависимости обывателя, мы уже видели иллюстрации данному тезису.