Ромен Роллан - Вселенское Евангелие Вивекананды

"Бог являлся ему, Бог, не имеющий ни формы ни образа, тот бог, который выше разума. Я сам, Порфирий, приблизился однажды в жизни к этому богу и соединился с ним. Мне было шестьдесят восемь лет. Именно это единение составляло цель всех желаний Плотина. В то время как я пребывал с ним, он четыре раза испытывал это божественное наслаждение… То, что происходит при этом, невыразимо…"

Поэтому крайне интересно узнать из уст самого Плотина о впечатлении этого состояния. Особенно поражает нас здесь чувство ужаса, испытываемое душой, которая приближается к Единению с божеством и не может долго выносить подобного напряженного состояния. "Здесь, в этом мире, душа, приближаясь к тому, что не имеет формы, каждый раз бежит, - она страшится видеть перед собой только ничто…" ().

И я думаю, читая эти строки, о смертельном ужасе, который переживал юный Вивекананда в его первые посещения Рамакришны, когда проникновенный учитель впервые позволил ему испытать головокружительное соприкосновение с бесформенным Абсолютом.

"Душа, - продолжает Плотин (и дальнейшая часть его описания может быть отнесена к тому, что переживал Вивекананда), – нисходит обратно с радостью, она падает, пока не встретит какого-либо воспринимаемого чувствами предмета, на котором она останавливается и отдыхает.. ." (VI, 9 , 3-9, 10).

Дж. А. Саймондс говорит также: "… Пространство, время, чувство исчезали постепенно и быстро… Мир терял всякую форму и содержание. Но мое "я" продолжало существовать во всей своей ужасной остроте, с тоской чувствуя, ощущая с тревогой, что вот-вот действительность исчезнет, как лопается мыльный пузырь… Страх близкого уничтожения, невыносимое ощущение, что это момент последний, что я достиг края пропасти, достоверного сознания вечной прозрачности, - оторвали меня от моего сна… Первое чувство, которое вернулось ко мне, было осязание… Я был счастлив, что спасся из бездны… " (Одно из многочисленных современных свидетельств, приводимых Вильямом Джемсом, в главе "Мистицизм" его Религиозного Опыта.)

Но великий мистик, подобный Плотину, не успев коснуться ногою земли, снова мечтает лишь о том, от чего только что бежал… Это смертельное головокружение не перестает его притягивать. Душа, изведавшая страшное Единение, жаждет обрести его вновь. И она возвращается к Бесконечному.}

Я уже достаточно сказал, чтобы возбудить во всяком индусе желание ближе узнать своего брата иогина, который в последний час Греции, в величественном закате солнца, сочетал Платона с Индией. И этот божественный брак, где эллинский гений был мужем, обладавшим Киртаной - вдохновенной вакханкой, дал ее мыслям красоту порядка и мудрой гармонии, в силу которой она является одной из наиболее совершенных мелодий духа. Первым плодом этого союза была великая христианская Мистика первых времен.

На дальнейших страницах я попытаюсь набросать образ (весьма несовершенный) наиболее прекрасного, по моему мнению, представителя этой христианской мысли первых веков, в которой величественно сочетаются Восток и Запад: Дионисия Ареопагита.

Я уже много раз имел случай отмечать в этой книге аналогии или даже родственные черты между учениями индусской мистики и христианской мистики в ее великие часы. Это родство становится все более поразительным по мере приближения к источнику христианства, {Благодарное поле для иронии представляет то ожесточение, с которым некоторые неофиты западного литературного католицизма стараются в настоящее время указать на опасность, грядущую с Востока, противопоставляемого ими Западу. Между тем вся та вера, на которую они ссылаются, пришла именно с Востока, и в ритуале первых веков, как он описан у Дионисия Ареопагита, Запад изображается учителями веры в виде "области тьмы", против которой оглашенный воздевает руки в знак анафемы и плюет на Сатану трижды (ср. Книгу об Экклезиастической Иерархии, II, 2, 6).} и я хочу это показать моим восточным читателям. Для них это будет еще полезнее, чем для западных моих читателей: ибо я убедился, что индусы слишком недостаточно знают чудесные сокровища нашей европейской христианской метафизики. {В этом повинны отчасти политические условия, ставящие между Индией и Европой непроницаемый экран владычества британцев, по духу своему наименее доступных обаянию великой католической мистики (или даже христианской мистики долютеранского периода), как, впрочем, и обаянию музыки, в глубоком смысле немецких мастеров, – тоже мощного источника интуиции.}

Какова бы ни была полемика, возгоревшаяся вокруг имени Ареопагита – Дионисий это или псевдо-Дионисий, {В течение тысячи лет полагали, что этот величайший учитель христианского мистицизма был Дионисий, архонт и член афинского Ареопага во времена св. Павла, который обратил его в христианство приблизительно в 5 году и сделал афинским епископом (его даже пытались отождествить с св. Денисом Французским). Впервые Лоренцо Валла, затем Эразм и Реформация грубо разрушили эту легенду, к сожалению, стремясь в то же время дискредитировать самое творение, которое настолько мощно, что ничего не потеряет, если изменится имя автора или оно даже останется анонимным. Современная наука, повидимому, довольно единодушно установила, что тот, кто написал эти книги, жил около 500 г., и что, если он мог жить раньше этого времени (как полагает ученый IX в. Фотий, упоминающий о том, что возникли споры, уже начавшиеся около 400 г., относительно подлинности его писаний), то во всяком случае не позже, ибо о нем упоминается уже при Юстиниане.

Ср. Штигльмайр, Das Aufkommen der Pseudo-Dionysischen Schriften und ihr Eindringen in die christliche Literatur bis zum Lateranconcil, 649, Фельдкирх, 1895.

Гуго Кок: Pseudo-Dionysius Areop. in seinen Beziehungen zum Neoplato-nismus u. Mysticismus, 1900.

Французский перевод Трудов Св. Дионисия Ареопагита, принадлежащий Дарбуа, появился в 1845 г. и был переиздан в 1887 г. Для удобства французского читателя я пользуюсь им при цитатах.} – не имеет для нас большого значения, ибо, во всяком случае, его творения появляются в истории, как подлинные, в 532 или 533 г. {По случаю религиозного собора, созванного Юстинианом в Константинополе. Следует отметить, что писания Дионисия упоминались тогда еретиками-северианами.

Сильным аргументом в их пользу служит то, что приверженцы ортодоксии, в силу инстинкта самозащиты или из чувства обиды, не выразили никаких сомнений в их подлинности. Тем более, что с тех пор все их упоминали и перефразировали почти в той же мере, что и "святых оракулов", как назывались священные тексты.} и с этого момента становятся законными для христианской церкви в такой мере, что о них упоминают папы, патриархи и великие отцы в Синодах и на Соборах VII и VIII вв.; {Вот несколько существенных фактов, доказывающих их несомненное Слияние на христианскую церковь, как восточную, так и западную. В V в. Дионисий почитается св. Григорием как "anьquus videlicet et venerabilis Paler". В VII в. Мартин I цитирует его текстуально на Латеранском Соборе 649 г., чтобы доказать католический догмат в противовес ереси. То же происходит на третьем Соборе в Константинополе в 692 г. и на втором Никейском Соборе. В VIII в. величайший богослов Востока, св. Иоанн Дамаскин, св. Фома византийских греков, делается его учеником. В 824 или 827 г. император константинопольский Михаил Заика приносит его сочинения в дар Людовику Благочестивому. Переводивший их, по приказу Карла Лысого, Скот Эригена совершенно подчинился влиянию этого ума и, примешав к нему свое пламенное дыхание, сделал его источником пантеистического мистицизма для всего Запада. С тех пор имя Дионисия связано со всеми войнами мысли.} что в IX в. они победно утверждаются в Париже, где Карл Лысый поручает Скоту Эригене перевести их; что их сила была признана св. Аносльм'ом, св. Бонавентурой, св. Фомой, который их комментировал; что великие отцы XIII в. ставили их выше писаний отцов церкви; что в XIV в. мистические жаровни мейстера Экхарта и в особенности Рюисбрука питались их огнем; что еще во времена итальянского Возрождения они составляли радость великих платоников, Марчилла Фичино, Пико де-ла-Мирандола; и что они продолжают быть основой для последователей Беруллия, Франциска Сальского и других высочайших мистиков XVII в. у нас во Франции, как показывают новейшие книги аббата Бремона.