Томас Лиготти - Заговор против человеческой расы: Замысел ужаса

Успешность нашего вида, всецело поглощенного выживанием, оценивается количеством лет, на которые нам удалось продлить нашу жизнь, при этом уменьшение количества страданий выступает вторичным в этом процессе. Остаться живым при любых обстоятельствах, это наша внутренняя болезнь. Ничего не может быть более нездоровым, чем «поддержание здоровья» как средства отвлечь смерть. Срок нашей прокрастинации [2]последнего вздоха, лишь демонстрирует наш ужас перед этим событием.

В отличии от этого наш страх перед страданием является недостаточным. Так, Эдгар у Шекспира, отмечает, что: «Несчастье худшее приходит раньше, чем выговоришь: „Я всего несчастней!“». (Уильям Шекспир. Король Лир, Перевод Бориса Пастернака) Официально нет судьбы худшей, чем смерть.

Неофициально существует множество вариантов дурной судьбы. Для некоторых людей сама жизнь с мыслью о неизбежности смерть есть судьба худшая, чем смерть.

Долголетие без сомнения имеет первостепенное значение в нашей жизни, и изыскание корректировки смертности — наш обсессивный проект. Все годно для удлинения нашего земного пребывания. Это то, на что мы обналичиваем наши усилия. Зачем втискивать свои жизни в два или три десятка лет, если мы можем втиснуть их в семь, восемь, девять, и более десятков. Продолжительность жизни неодомашненных млекопитающих не изменилась, в то время как срок нашей жизни увеличивается не по дням, а по часам. Каков новый горизонт для человеческой расы. Иные, не осознающие продолжительности своего существование жизненные формы, просто лентяи по сравнению с людьми. Для нас, как и для всех живых, время совершает обратный отсчет, однако мы можем мечтать о том дне, когда сможем сами выбирать дату своего дедлайна. И тогда, возможно, мы все сможем умереть одновременно от одной и той же причины: от убийственного пресыщения своей вечностью в ЗЛОВЕЩЕ БЕССМЫСЛЕННОМ мире.

Возможно, что в данном контексте слово «бесполезный» будет более точным, чем «бессмысленный». Рационализация использования «бессмысленного» вместо «бесполезного» в этой наигранно заглавной фразе заключается в том, что «бесполезный» привязан к понятиями желательности и ценности, путем умаления сводимых в экзистенциальный микс. В то время как «бессмысленный» не столь применимо к данным концепциям.

В иных местах этой работы «бесполезный» связывается с языком пессимизма, причиняя весь возможный урон. Однако дьявол скрывается в том, что «бесполезный» не заходит необходимо далеко, когда мы пытаемся выразить пессимистический характер существования. Мы слишком много раз задавали вопрос: «Стоит ли жизнь того, чтобы ее прожить?»

В данном случае, использование слова «стоит» создает впечатление обширного опыта, желательные и ценные в определенных пределах события которого следуют одно за другим, вызывая представление об относительной стоимости жизни. В то время как использование термина «бессмысленный» не дает возможности духам желательности и ценности поднять свои головы.

Естественно, что бессмысленность всего, что есть или может когда-либо быть, подчиняется тем же отрицаниям, что и бесполезность всего, что есть или может когда-либо быть. По этой причине наречие «зловеще» было приложено к «бессмысленна», с тем, чтобы придать последнему некоторую семантическую протяженность и дозу токсичности. Однако, чтобы выразить с достаточной адекватностью ощущение бесполезности всего, потребуется нелингвистическая модальность, некое излияние из сна, которое объединило бы каждую градацию бесполезного и безмолвно передало бы нам безумие существования в любых возможных условиях. Само бессилие средств коммуникации говорит о бесполезности всего что существует с достаточной убедительностью.

Однако не стоит ожидать, что все будут считать бесполезным все, потому что для этого нет объективных причин. Мы все существуем в относительных рамках, и внутри этих рамок бесполезность значительно шире принятых норм. Если кто-то желает почистить картошку, то картофелечистка не является бесполезной. Для некоторых людей система бытия, включающая вечную благостную жизнь после смерти, так же может представляться не лишенной бесполезности. Эти люди могут заявить, что подобная система бытия достаточно полезна, поскольку дает им надежду, которая сможет поддержать их на жизненном пути. Однако вечная благостная жизнь после смерти не может представлять абсолютную пользу просто на основании того, что вы желаете подобной возможности. Подобное представляет собой лишь часть неких рамок существования и ничего иного, так же как картофелечистка есть лишь часть неких рамок существования и полезна только тогда, когда вам необходимо почистить картошку. Как только вы пройдете всю жизнь до самого конца и войдете в вечную благостную жизнь после смерти, жизнь после смерти потеряет для вас свою полезность. Работа жизни после смерти будет выполнена, и все что у вас останется, это вечная благостная жизнь после смерти — рай благоговейных гедонистов и благочестивых либертарианцев. И что с этого толку? С таким же успехом вы могли бы не существовать вовсе, в этой ли жизни или в вечной благостной жизни после смерти. Любая форма существования бессмысленна. Ничто не способно ничего оправдать. Все оправдано лишь в смысле относительной необходимости картофелечистки.

Многие люди мыслят в терминах релятивизма картофелечистки, но не все люди такие. Некоторые люди мыслят в терминах Абсолюта, который действительно абсолютен, а не просто абсолютен как картофелечистка. Так, например, христиане, иудеи, и мусульмане испытывают сильные затруднения с картофельно-очистительной системой бытия. Буддисты не испытывают с картофелечистками затруднений, поскольку для них не существует абсолюта.

Все, что буддисты стремятся осознать, это «зависимость возникновения», иначе говоря, систему, в которой все связанно со всем в единой сети картофелечисток, непрерывно взаимодействующих друг с другом.

Таким образом, единственная проблема буддизма состоит в невозможности осознания одной абсолютной полезности, а именно, осознания всего как великой сети картофелечисток. Буддисты верят, что как только им удастся переступить через эту последнюю черту, как их непременно постигнет вечность и освобождение от страдания. Буддисты на это надеются, и эта надежда поддерживает их на их жизненном пути. Согласно буддистской вере, страдает любой, кто не способен видеть, что мир есть ЗЛОВЕЩЕ БЕССМЫСЛЕННАЯ сеть картофелечисток. Тем не менее, подобное не дает буддистам никакого преимущества перед христианами, иудеями, и мусульманами. Подобное означает всего лишь иную систему надежды, поддерживающую их на жизненном пути до тех пор, пока костлявые тени, руководствуясь принципами известными только им, не назовут наше имя. И как только это случится, все мы обратимся в ничто, которому не нужно будет ничего, что могло бы быть абсолютно полезным.