Хаймо Хофмайстер - Что значит мыслить философски [Поиск фундамента всего знания и всего сущего]

Если же мы стремимся понять вопрос об arche в его последовательности и в его исторических измерениях, то должны, используя множество данных возможностей, сформулировать ответ, по-новому поставив вопрос о фундаменте мышления и всего сущего. Чем может быть arche? Как следует определять его? Наше понимание действительности не в последнюю очередь зависит от ответа на эти вопросы.

Излагая свой методический подход и размышляя над реальными возможностями, мы чувствуем себя, вероятно, как музилевский генерал, который среди миллионов книг дворцовой библиотеки оказался как бы в «бедламе». Ведь и для нашего вопроса существует уже целая библиотека, полная ответов.

Мы остановились, как и Штумм фон Бордвер, перед вопросом о фундаменте всего знания и всего сущего, как и он, мы не знаем пути, которым можно было бы прийти к соответствующему ответу. Генерал обратился за помощью к библиотекарю. Но служащий высокого ранга, доктор, приват-доцент библиотечного дела не знает, что посоветовать. Выслушав вопрос о том, как это он знает каждую книгу, он только и смог ответить: «…Потому что я их не читаю!.. Кто вникает в содержание, тот… пропал. Он никогда не охватит взглядом всего». Этого замечательного рецепта хороших библиотекарей — никогда не заглядывать в доверенную им литературу дальше титульного листа и оглавления — вполне достаточно для того, чтобы выполнять служебные обязанности библиотекаря, но для поиска «самой важной мысли», при попытке установить, что такое arche всего сущего, он уже полностью непригоден. С одной стороны, вопрос об arche, поскольку он нацелен на основание и единство сущего, а единство в то же время является порядком, — это тот вопрос, который должен погружаться в содержание сущего. Абстрагирование же от содержания означало бы абстрагирование от определенности сущего. С другой стороны, мы не должны упускать из виду то, что и библиотекарь не может быть совершенно не в курсе содержания своих книг. Оно известно ему хотя бы по оглавлению. А так как нам не дано «оглавления сущего», то нам нужно приложить усилия к тому, чтобы узнать содержание, от чего автор книги обычно освобождает библиотекаря.

Поскольку мы не в состоянии прочесть все книги и сами сформулировать все ответы на вопросы об arche, мы делаем то, что показалось разумным и генералу Музиля, судя по его замечанию. Чтобы составить общее представление, он, недолго думая, последовал совету одного старого и опытного библиотекаря, который хотя и не знал о существовании научных систем, в соответствии с которыми можно классифицировать, хранить и расставлять по заглавиям книги, но в силу своей непосредственной близости к пользователям библиотеки «совершенно самостоятельно» понял, «что кому нужно и что он для этого читает».

Почему же мы должны чувствовать себя гораздо умнее здравомыслящего Штумма, ведь мы пока знаем только, о чем спрашивать. Доверимся же и мы библиотекарю и его выбору произведений из разных философских традиций и допустим, что он в состоянии очертить то пространство, в котором мы пытаемся разрешить наш вопрос. Поможет ли его перенесение в философскую проблематику и в изложение ее истории, мы сможем обсудить — во всем сопровождая предложенные аргументы и тексты определенным скепсисом — тогда, когда освободимся от философских традиций, вырвавшись на свободу самостоятельного философствования.

«Греческая философия, — писал Ницше, — начинается, по-видимому, с нескладной мысли — с положения, будто вода первоначало и материнское лоно всех вещей». И спрашивал, стоит ли придавать этому серьезное значение. Он позитивно решил свой вопрос и назвал три причины этого: «… во-первых, потому, что это положение высказывает нечто о происхождении вещей; во-вторых, потому, что оно делает это без иносказаний и притч; и наконец, потому, что в нем, хотя и в зачаточном состоянии, заключена мысль: „все — едино”». [7] Ницше Ф. Философия в трагическую эпоху Греции. М., 1994. С. 200. Первая из названных причин указывает на высказывание Фалеса [8] Фалес из Милета. Родился примерно в 625 г. до н. э. Происходил из финикийского рода Фелидов, был философом и математиком, считается основателем ионийской натурфилософии. У него мы сталкиваемся с первой попыткой объяснить мир. История его произведений сомнительна: Ксенофан, Гераклит и Демокрит, возможно, еще могли ссылаться на его произведения, но уже Аристотель ссылался на опосредованные источники. С V в. он считается одним из семи мудрецов. Умер предположительно в 547 г. до н. э. «Вода есть начало всех вещей» в религиозном контексте, вторая — позволяет понять это высказывание как естественнонаучное, а третья — превратить его в философское. Таким образом, это тройное обоснование вопроса об arche характеризует его как вопрос, который может быть поставлен трояким способом, хотя у Ницше все эти три вида вопроса совпадают с утверждением Фалеса.

И если сегодня в европейской мысли каждый из этих трех способов вопрошания представляет собой самостоятельную науку — теологию, физику (учение о природе) и философию, то это признак того, что исчезла первоначальная уверенность мышления, опиравшегося на идею целостности мира. С узловыми моментами этого процесса мы еще познакомимся.

Зададимся вопросом: как Фалес пришел к идее объявить воду высшей причиной и единством всего? Еще Аристотель, интерпретируя идеи ионийских философов, почти три столетия спустя после смерти Фалеса, столкнулся с трудностью выбора между водой, огнем (Гераклит) и воздухом в качестве причин бытия и полагал, что в этом случае необходимо констатировать склонность к интерпретации первопричины как вещества, hyle. И хотя этим замечанием Аристотель стремился выделить свое собственное понимание arche, тем не менее в ионийской physiologoi нельзя не отметить возникновение идеи о чувственно сущем. Стоит ли сомневаться в способности конечно сущего быть причиной всего сущего? Несомненно, стоит. И очень скоро философия отказалась признавать в нем arche. Но надо иметь в виду и то, что ионийская натурфилософия еще не знала различия между формой и материей (на чем, кстати, и была основана критика Аристотеля), поэтому под arche подразумевалась не какая-то определенная вода. Когда первые мыслители искали в воде (или также в воздухе и огне) «материнское лоно всех вещей», то под водой они подразумевали влагу как таковую, скрытую в круговороте открыто проявляющихся стихий. Во второй части «Фауста» Гёте говорит устами Фалеса: