Данил Разеев - В сетях феноменологии. Основные проблемы феноменологии

Что же это за сомнения, оспаривающие абсолютный характер феноменологической данности? Давайте теперь попробуем прислушаться <���к ним>. Это будет полезным еще и потому, что тем самым мы получим возможность присмотреться к разновидностям такой данности. В самом деле, тогда выяснится, что феноменологическая редукция подводит нас сперва к абсолютной данности, которую мы предварительно назвали феноменологическим созерцанием, к чисто феноменологическому (auf eben phanomenologische) восприятию, об абсолютном и притом несомненном характере которого можно говорить со всей уверенностью. Но тотчас же заявляют о себе другие модусы данности, некоторым образом переплетающиеся с ним (все это — внутри все той же феноменологической установки), об абсолютном характере которых уже нельзя говорить в том же самом смысле (а именно в смысле несомненности). С учетом этого нам придется расширить понятие феноменологического созерцания (Erschauung) настолько, чтобы оно шло параллельно с эмпирическим опытом, а значит, стало как бы феноменологическим опытом: феноменологической презентацией и репрезентацией (Gegenwartigung und Vergegenwartigung).

Я воспринимаю, выключаю существование воспринятой вещественности (des wahrgenommenen Dinglichen) и удерживаю в качестве «вот этого» (als ein Dies) восприятие само по себе и в себе (die Wahrnehmung selbst und in selbst). Но восприятие — это длящееся бытие, оно длится и в то же время оказывается только что бывшим и все еще длящимся «теперь», между тем, как это «теперь», в свою очередь, обращается в только — что — бывшее и вводит новое «теперь» [448]. Как теперь обстоит дело с абсолютной данностью? Ведь прошлое восприятия уже не дано [449]. Если сказать, что оно [= прошлое] было дано, спрашивается, дано ли это «было». В «теперь» оно должно быть дано как «было», как бывшее данным. Возможно, это иллюзия. Ведь воспоминание зачастую обманчиво. Возможно, я полагаю, что оно было дано, а оно лишь начинается в «теперь». «В теперь»: но, поскольку я желаю вынести такое — то констатирующее суждение и ухватить то, чем я обладаю как теперь действительно данным, — оно уже далеко. «Теперь» стало новым «теперь», и то, что я желал констатировать, наличествует в нем как прошедшее; [это] прошедшее трансцендирует «теперь», и я обязан выключить его наравне с эмпирически трансцендентным. Но тут — то и теряет [всякий] смысл вся операция по выключению. Ибо ради выносящего суждения исследования мы хотели выключить «не данное» (Nichtgegebenes), чтобы затем вовлечь в сферу суждения данное в строгом смысле [слова]. Однако нам совершенно нечего вовлекать; выключение столь радикально, что нам решительно не о чем выносить суждения.

Между тем, не дадим сбить себя с толку! Сосредоточив внимание на восприятии, мы схватываем его как совершенно непосредственное «вот это!» (Dies!) и как единство длительности (ais Einheit einer Dauer), и если мы более ничего дополнительно не предпринимаем и просто принимаем полагание, заключенное в этом «вот это!», если вот это вот восприятие мы берем просто как «вот это вот длящееся» (dises Dauernde da), то любое сомнение лишается смысла. Если мы сомневаемся, действительно ли существует нечто или же лишь кажется существующим, то это, очевидно, означает: мы сомневаемся, значима или нет соответствующая «кажимость существования» (das … zu sein Scheinen), явление в модусе восприятия, воспоминания или показания (Anzeige), значима или нет эта «кажимость существования» в модусе суждения и т. п., сомневаемся, соответствует ли ей хоть что — нибудь взаправду или, может быть, нет. Но именно в силу вышесказанного это явление, это воспринимание, воспоминание, суждение и т. д. предполагаются данными так же, как и те, которые действительно даны (пожалуй, мы выразимся еще удачнее, если скажем, что следует различать являющееся как таковое, восприятие, воспомянутое или мнимое и т. д. как таковое, одним словом, «чистое мнение» («blosse Meinung») и[, с другой стороны,] соответствующее бытие в случае значимости этого мнения). Таким образом, сомнение в любом случае предполагает данность, несомненную данность мнения, поставленного под сомнение. Тем самым это восприятие, этот феномен длящейся эмпирической данности в его самобытности и в его длительности оказывается данным и данным абсолютно.

Отталкиваясь от этого, мы сможем занять правильную позицию, в том числе и в вопросе о только что бывшем восприятии, входящем в состав [состояния] данности (Gegebensein) длящегося восприятия. Это «бывшее» есть [450]данное, есть «вот это», но лишь в качестве только что бывшего и данной фазы прошедшего (Vergangenheitsphase) данной длительности (des gegebenen Dauernden). Именно так, а не иначе должны мы относиться к нему, и вдобавок не предполагая в нем иного содержания, кроме того, с которым оно дает себя в каждом конкретном случае. Его описание, его анализ, в особенности сравнительный анализ и описание этого «бывшего» и фазы «теперь» — это, разумеется, уже другой вопрос. Но, в любом случае, феноменологическое смотрение и ухватывание (Schauung und Fassung) представляют собой основание для суждения; оно открывает почву, на которой мышление может твердо стать на ноги. Однако на что может всерьез рассчитывать подобное мышление, мало того, может ли оно дать начало [какой — либо] науке, еще не решено окончательно, и нам придется как следует об этом подумать.

Прежде всего, нам предстоит ответить еще на один вопрос: насколько тесно должны быть очерчены границы?

Мы видим, что, проведя феноменологическую редукцию, мы наталкиваемся на много чего такого, на что уже нельзя ссылаться, в том же смысле, что и на все вышеназванное, как на «абсолютную данность» [451]. Исследование рассматривает феноменологически редуцированное познание в его индивидуальном протекании.

Мы не позволили себе поддаться искушению закрепить значимость лишь за «теперь» восприятия (феноменологического усмотрения). «Теперь» — это вечно текучая точка, разграничивающая прошлое и будущее, но и этого мы не могли бы утверждать, если бы нам вдруг вздумалось выключить ретенцию. Тем самым мы допустили «трансценденцию» внутри феноменологической установки, коль скоро мы допускаем не только саму ретенцию в качестве феноменологического бытия, но также и то, ретенцией чего она является. Всякое «теперь» ретенции есть ретенция [какого — то] «не — теперь», какого — то «только что бывшего», и это «бывшее», как мы сказали, дано. Можно без труда доказать, что не доверять подобного рода данности — это все равно что раскрыть объятия абсолютному скептицизму; что такая ретенциональная очевидность предполагается также и эмпирическим восприятием, и что тем самым естествоиспытатель, положивший в основу своих построений эмпирическое восприятие, а тем самым и всякий философ, доверяющий естествознанию, в любом случае не имеет права разыгрывать из себя сверхкритически настроенного субъекта, когда речь идет о феноменологии.