Данил Разеев - В сетях феноменологии. Основные проблемы феноменологии

А как быть с тем случаем, когда мы имеем два воспоминания, каждое из которых обладает своим ореолом воспоминания, и в то же время никакая интуитивно — меморативная связка не опосредует содержания того и другого? Быть может, могут существовать изолированные воспоминания? Еще отчетливее: всякое воспоминание полагает (надлежащим образом редуцированное) сознание прошлого восприятия (ein vergangenes Wahrnehmungsbewusstsein) с ореолом временного, принадлежащего ему окружения, а значит, фрагмент более раннего потока сознания. Быть может, два положенных при помощи воспоминания потока сознания могут не иметь никакой взаимосвязи? Обязательно ли должны они встраиваться со своими временными фонами в единство одного, но совершенно не данного [477]потока сознания [478]? Может быть, нам не стоит ожидать, пока цепь ясного воспоминания действительно сведет оба [этих] воспоминания в единство? На этот вопрос один из законов сознания (а все это исключительно анализы и законы сущности) дает определенный и абсолютно очевидный ответ: любые два воспоминания, входящие в единство связывающей их актуальности сознания (Bewusstseinsgegenwart), смешаются в ней в единство воспоминания, т. е. [в единство] одного, пусть даже не заполненного интуитивно временного сознания, в котором воспоминаемое (das Erinnerte) одного воспоминания смыкается с воспоминаемым другого в еди ное воспоминание, в котором оба относятся к единому времени, а значит, с необходимостью доступны созерцанию как одновременные или следующие одно за другим, в смысле этого сознания единства. Может оказаться, что этот временной порядок сознается неопределенно, что в смысле этого временного сознания остается открытым вопрос, какое [из воспоминаемых] является более ранним, какое — более поздним или не являются ли они одновременными. Но тогда это неопределенность, таящая в себе определенность в смысле трех случаев [этой определенности], при единственном условии, что воспоминание можно вообще удержать как значимое (при этом необходимо отметить, что всякое воспоминание либо значимо, либо нет). Далее же из этого можно вывести, что тогда должна необходимо существовать «возможность» пробудить и пробежать, с ясностью и полнотой, ряд воспоминаний так, чтобы он связывал одно и другое воспоминание таким образом, каким действительно обеспечивается непрерывная временная взаимосвязь потока сознания. Естественно, это одна из мотивированных возможностей, которая, однако, не означает, что мы действительно располагаем этим рядом воспоминаний.

Более общезначимым выглядит утверждение, что два опытных акта, которые вообще сопрягаются в единство одного объемлющего их синтетического сознания, сопрягаются в нем в единство одного опыта, и что, с другой стороны, с единством опыта неразрывно связано временное единство постигнутого опытным путем. И это правило работает постольку, поскольку относится к сущности опыта вообще, и в особенности применимо к феноменологическому опыту. Следовательно, тем самым найден принцип, причем единственный решающий принцип, конструирующий единство потока со знания; другими словами, принцип, решающий, принадлежат ли несколько cogitationes единству феноменологического Я, и, так сказать, показывающий, по каким признакам можно узнать, что несколько cogitationes, данных, как всегда, в феноменологическом опыте, необходимо принадлежат к одному потоку сознания 105, с другой же стороны, обосновывающий необходимое существование потока, который объемлет их в себе; при непременном условии, что эти cogitationes вообще существуют, что дающие их опытные акты действительно что — то значат.

Итак, если я исхожу из каких — то своих психологически внутренних или внешних опытных актов и выполняю на них феноменологическую редукцию, то полагаемые [при этом] феноменологические данности со всеми их взаимосвязями будут с необходимостью принадлежать к одному — единственному потоку сознания, к одному — единственному феноменологическому Я, а именно, не только опытные акты сами по себе, но и все те мотивационные взаимосвязи, какие только не найдем мы в них при помощи феноменологической редукции.

Но перейдем ли мы когда — нибудь к иному феноменологическому Я? Может ли феноменологическая редукция вообще прийти к идее нескольких феноменологических Я? На прежнем пути, разумеется, нет. Но ведь прежде мы и во внимание не принимали вчувствования, которое так или иначе представляет собой особую форму эмпирического опыта. В нем вчувствующееся Я опытно познает (erfahrt) душевную жизнь, точнее, сознание другого Я. Оно опытно познает его, но никто не скажет, что оно переживает его и воспринимает его во внутреннем восприятии, в Локковой рефлексии, так же, как свое собственное сознание. Тем более никто, естественно, не скажет, что оно вспоминает или ожидает его. Можно ли сказать, что это образное сознание, сознание, конструирующее по аналогии (analogosierendes) [479]чужое сознание при помощи одновременного собственного и подобного [ему] сознания? Я полагаю, что на правильном пути был JIunnc — хотя я и не могу согласиться со всем, что он говорит по поводу вчувствования, — ревностно ополчившийся на традиционную и в самом деле весьма убогую психологию вчувствования. Я мог бы сказать здесь следующее: в эмпирическом образном сознании явление предмета (действительное, а то и просто имагинативное), образный объект функционирует как носитель аналогизирующего [480]отношения к «сюжету» (Sujet) образа. В имманентном образном сознании самоактуальное сознание должно было бы служить образным объектом для другого сознания; а значит, собственное переживание, собственный акт — например, гнева — должен был бы функционировать как аналог [481]для чужого акта. Но ведь это бессмыслица. Ибо когда я вчувствую в «ты» гнев, сам я [нисколько] не разгневан, и я столь же мало разгневан, когда воображаю гнев своей фантазией или просто вспоминаю о нем [482]‑если только в последнем случае я снова не впаду в гнев. Вчувствование не есть сознание настоящей образности в той же мере, в какой оно не есть послевоспоминание и предвоспоминание, или воспоминание какого бы то ни было другого рода. Я вижу в нем сознание, объединенное с этими актами тесным родством, акт [из] весьма широкой группы репрезентаций (Vergegenwartigungen) [483].

Правда, вместо имагинации (Verbildlichung) в актуальном похожем акте можно было бы представить себе и аналогизирование другого рода в том виде, в каком оно совершается, например, когда мы иллюстративно воображаем [какую — либо] вещь в так называемом образе фантазии (Phantasiebild); наподобие того, как когда мы по описанию рисуем в [своей] фантазии образ описываемой вещи, сознавая, возможно, что это «всего — навсего образ фантазии». Таким способом мы часто имагинируем (verbildlichen) также, в каком расположении духа находится другой. Но такой способ интерпретации всякого [484]вчувствования вызывает [серьезные] сомнения: ибо, созерцая, мы помещаем в другого его переживания (Denn wir schauen in den Anderen sein Erleben ein), совершенно непосредственно и без сознания какого — либо импрессивного или имагинативного воображения (impressionaler oder imaginativer Verbildlichung) [485], и когда мы просто составляем себе образ его переживаний, мы ощущаем это как нечто особенное. Поэтому я и не решаюсь отнести ко вчувствованию этот второй, столь более совершенный род аналогизирования.