Юлиус Эвола - Восстаие против современного мира

Говоря в общем, можно установить связь между женской духовностью и пантеизмом , согласно которому Всё понимается как великое море, в котором ядро индивида растворяется и теряется, как крупинка соли. В пантеизме личность является иллюзорным и временным проявлением одной недифференцированной субстанции, которая в одно и то же время и дух, и природа —это единственная реальность; в этом мировоззрении нет места никакой подлинной трансцендентности. Необходимо добавить —и это будет важным при определении смысла последующих периодов, —что те формы, в которых божественное понимается как личность, представляют собой смешанный, но по сути тот же самый дух; [623]в этих формах подчеркивается натуралистическая связь порождения и создания человека с соответствующим пафосом абсолютной зависимости, покорности, пассивности, отречения и отказа от своей воли. Довольно показательно здесь мнение Страбона ( География , VII, 3, 4), согласно которому молитве (в смысле простой набожности) мужчину научила женщина.

Мы уже подчеркивали, что материализация мужества является неизбежным спутником всякой феминизации духовности. Этот мотив, который внесет дальнейшие изменения в различные цивилизации, соответствующие Бронзовому или Железному веку, поможет нам охарактеризовать другие аспекты цивилизации Матери.

Когда мы сравниваем женственность с мужеством, понимаемым в материальном смысле, —то есть как физическая сила, твердость, ограниченность и насильственное утверждение, женщина благодаря своей чувствительности, самопожертвованию и любви —не говоря уже о мистерии деторождения—может представать как представительница высшего принципа; при признании чего-то высшего по сравнению с материальной силой она была даже способна обладать властью и представать в определенной степени как образ универсальной Матери. Таким образом, вовсе не является противоречием то, что в некоторых случаях духовная и даже общественная гинекократия появлялась не в женоподобных, а в воинственных обществах. [624]В самом деле, общим символ Серебряного века и атлантического периода обладал не демоническим теллурическим или грубо натуралистическим характером, как в случае с грубыми доисторическими женскими идолами, а характером, в котором женский принцип поднялся до более чистой формы, почти как в древнем символе Луны как очищенной или небесной Земли ( ουρανΐη αίθερίη γή ) только в качестве такового правящего всем земным; [625]он поднялся до духовного или хотя бы морального авторитета, имеющего ценность выше чисто материальных и физических мужских инстинктов и качеств.

Там, где изображаемые женщинами сущности не только хранили естественные обычаи и законы, отмщали кощунство и карали за злодеяния (от северных норн до эриний, Фемиды и Дике), но также были посредниками в передаче дара бессмертия, нужно признать как раз эту высшую форму, определяемую в общем как деметрическую . Эта форма связана с целомудренными символами дев и матерей, зачавших без мужчины, или с богинями растительного плодородия и зерновых —такими, как Церера. [626]Между деметрическим и афродитическим типами существует подлинная противоположность. Ее можно связать с обнаруженной в дальневосточных странах противоположностью между «Чистой землей», где живет «Западная женщина», и подземным миром Эмма-о. В эллинской традиции мы встречаем противоположность между символом Афины и символом горгон, с которыми они сражается. Тип Серебряного века и, скорее всего , период первой атлантической цивилизации характеризовала чистая и мирная деметрическая духовность, изображаемая как свет луны . Исторически, однако, это была уже не изначальная духовность, а уже продукт трансформации. [627]Реальные формы гинекократии развились в тех местах, где символ стал реальностью; ее следы могут быть найдены в наиболее древнем субстрате многих цивилизаций. [628]Как листья не рождаются один от другого, а растут на ветке, таким же образом и мужчина производит жизнь, но именно женщина порождает ее. Сын не увековечивает расу, а лишь ведет индивидуальное существование, ограниченное временем своей земной жизни. Реальная продолжительность существует только в женско-материнском начале. Отсюда, как следствие, центром и основой законов народа или семьи была женщина как мать, а наследование шло по женской линии. [629]И если мы перейдем от семьи к обществу в целом, мы придем к структурам коллективистского и коммунистического типа. По отношению к единству происхождения и к материнскому началу, для которого все являются детьми, aequitas становится aequalitas ; устанавливаются отношения вселенского братства и равенства; утверждается сочувствие, превосходящие все границы и различия, и тенденция делиться всем, чем обладаешь, ибо все это есть дар Матери-Земли. И если во время праздников почитания хтонических богинь (даже в относительно недавние периоды) и возвращения людей к великой Матери Жизни (не без возрождения оргиастического элемента, свойственного низшим южным формам) все люди чувствовали себя свободными и равными, кастовые и классовые различия переставали действовать и даже могли переворачиваться; и были широко распространены общая вольность и наслаждение промискуитетом —во всем этом слышен отголосок именно этого мотива [630].

С другой стороны, так называемое «естественное право» и общий промискуитет, свойственные многим диким племенам тотемического типа, прежде всего южным (Африка, Полинезия), вплоть до так называемого славянского мира , почти всегда указывают на типичный контекст «цивилизации Матери» —даже там, где матриархат не был обнаружен и где мы находим не смешанные разновидности изначальной северной цивилизации, а остатки теллуризма, свойственные низшим аборигенным расам. В различных описаниях более ранних эпох, включая Золотой век, встречается общинная тема вместе с идеалом общества, не знающего войн, свободного и гармоничного. Но это вызвано простой ошибкой принятия относительно недавней памяти за более давнюю. «Лунная» тема мира и общины в натуралистичном смысле имеет мало общего с темами, характеризовавшими первую эпоху [631].

Как только мы устраним это непонимание и вернем их на свое место (не к Золотому веку, а Серебряному, к эпохе Матери, ко второй эпохе), сохранившиеся у большого количества народов вышеупомянутые воспоминания, касающиеся изначального мира —спокойного, без войн и разделения, общинного, близкого к природе, —станут весьма важными для подтверждения вышесказанного.

С другой стороны, следуя этому комплексу идей до конца, можно прийти к итоговой морфологической характеристике, имеющей фундаментальную важность. Если принять во внимание то, что мы изложили в первой части этой работы относительно смысла изначальной царской власти и отношений между царской и жреческой функциями, то можно увидеть, что в типе общества, управляемым жреческим классом, в котором господствует «женская» духовность, характеризуемая ограничением царской функции подчиненной и материальной ролью —особенно если такое общество ориентировано на идеал мистического единства и братства, —правит гинекократический и лунный дух, деметрическая форма. В противоположность обществу, связанному четкой иерархией, одушевленному «триумфальным» принятием духа и кульминирующего в царской сверхчеловечности, это общество отражает правду Матери в одной из ее возвышенных версий, соответствующей тому, что, возможно, характеризовало лучший период атлантического периода, воспроизводившийся и сохранявшийся в колониях, вплоть до пеласгов и периода великих азиатско-средиземноморских богинь жизни.