Боэций - Утешение Философией

II.6(v). Руины зверь оставил за собой {91} 91 Имеется в виду римский император Нерон (54–68 гг.). Известен своей чудовищной жестокостью. Был убийцей своего брата, матери Агриппины и жены Октавии. Взирая на труп матери, Нерон хладнокровно разбирал достоинства и недостатки ее красоты. См.: Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, XXXIV; Тацит. Анналы, XIV, IX. ,

Сжег Город, погубил сенат великий,

Замучил брата и упился кровью

Он матери своей. Смотря на тело,

Слезы не уронил и не постиг красы.

Народами повелевал, которых Феб

Не мог бы охватить единым взором

От часа, на востоке как вставал,

До часа, когда в море неоглядном

На Западе гасил лучи златые.

Народами, что под семью звездами

В просторах обитали ледяных,

И теми, коих Нот {92} 92 Нот — западный дождливый ветер. сжигал в пустынях.

Ведь сила никакая не могла

Смирить Нерона — кесаря злодейства!

Сколь тяжек века был удел, связавший

С отравою неправедный сей меч!

II.7. На это я ответил: Ты сама знаешь, что надо мной никогда не имело власти честолюбивое стремление к достижению преходящих благ, и хотя я больше всего желал стоять у кормила государственных дел, но это не могло способствовать умалению добродетели.— Тогда Философия сказала: Да, единственное, что может привлекать возвышенные от природы души, еще не достигшие высшей границы добродетели, это желание известности и славы вследствие достижения, высших должностей в государстве. И все же поразмысли, насколько подобные притязания ничтожны и беспочвенны. Известно, что весь круг земель, как ты узнал из астрономических наблюдений, представляет собой точку в системе небесного пространства {93} 93 Ср.: Макробий, Комментарий к Сну Сципиона, I, 1. . Если его сравнить с величиной небесной сферы, то можно сказать, что пространство его ничтожно мало. Лишь четвертая часть этой земли, занимающей так мало места, в мире, как стало известно тебе из сочинений всеведущего Птолемея {94} 94 Птолемей Клавдий — греческий астроном, живший во II в. н. э. Считал, что Земля является неподвижным центром вселенной. По свидетельству Кассиодора, Боэций комментировал учение Птолемея в своем трактате, посвященном астрономии. См.: Кассиодор. Варии, I, 45. , населена знакомыми нам существами. Если от этой четвертой части мы мысленно отнимем площадь, занимаемую морями и болотами и отделим от нее области, опустошаемые засухой, то людям для проживания останется лишь очень ограниченное .пространство. И заключенные в этом крошечном мире, как бы огражденные отовсюду, вы помышляете о .распространении славы и прославлении .имени? Но может ли быть великой и значимой. слава, зажатая в столь тесном и малом пространстве? К тому же само это ограниченное пространство человеческого убежища населяют народы, отличающиеся своими языками, нравами и образом жизни, к которым из-за трудностей пути, или из-за непонимания языка, или из-за отсутствия торговли никоим образом не может дойти слава не только отдельных людей, но и целых государств. Во, времена Марка Туллия, как он сам указывал в одном сочинении {95} 95 Во времена Марка Туллия — т. е. Цицерона (I в. до н. э.). , слава Римской республики еще не перевалила Кавказские горы, а ведь уже в то время она была могущественна и угрожала парфянам и другим народам, живущим за этими горами. Понимаешь ли ты, в сколь тесных границах заключена слава, для укрепления и распространения которой вы прилагаете столько трудов. Разве там, где не известно имя римлян, будет иметь значение слава человека — римлянина? Ведь существует основание для того, чтобы обычаи разных народов и их установления отличались [друг от друга], и то, что у одних считается достойным славы, у других может оказаться заслуживающим порицания. Поэтому если кого-нибудь радует достижение известности, пусть не стремится он донести славу своего имени до многочисленных народов; должен он удовольствоваться тем, что она распространится среди своих, и славное бессмертие, порожденное известностью, ограничится пределами одного народа. Но сколь многих славнейших в свое время мужей обрекла на забвение забывчивость летописцев! Впрочем, какую пользу принесло бы им то, что их деяния были запечатлены, ведь и сохраненное писателями забывается, отодвигаясь в далекую и преданную забвению древность. Вам кажется, что вы сделаетесь бессмертными, когда помышляете о славе в грядущем. Если же ты эти притязания сравнишь с бесконечной протяженностью вечности {96} 96 Определение вечности Боэций дает в «Утешении», V, пр. VI. , будут ли у тебя основания радоваться долговечности своего имени? Ведь она составит лишь мгновение по сравнению с десятью тысячами лет, но и мгновение и тысячелетия — это лишь ограниченная протяженность времени, хотя мгновение и несравненно быстротечней. Любое количество лет, сколь угодно великое, не может быть соотнесено с безграничностью бесконечности. Ибо конечное можно сравнивать лишь с конечным, откуда следует, что слава, даже очень долговременная, если сравнить ее с неисчерпаемой вечностью, покажется столь ничтожно малой, что смысл ее будет утрачен. Вам же не ведомо ничто иное, кроме стремления к расположению народа и пустой молве, и, презрев превосходство совести и добродетели, вы ищете награду себе в чужих пересудах. Послушай, как некто лукаво высмеял пустоту притязаний такого рода. Когда он обрушился с оскорблениями на некоего человека, который не ради торжества добродетели, но лишь из тщеславного желания славы ложно присвоил себе имя философа, то заявил [ему], что убедится в том, что тот действительно философ, если перенесет наносимые ему оскорбления спокойно и терпеливо. Последний, однако, недолго сохранял терпение и как бы в шутку спросил обидчика: «Веришь ли ты теперь, что я философ?» На это первый ответил с издевкой: «Я бы поверил в это, если бы ты промолчал» {97} 97 Эту историю, относя ее к Еврипиду, излагает Плутарх. См.: Плутарх, О благочестивой жизни, 532. .

Какой смысл заключен в славе для выдающихся людей, о которых идет речь, стремящихся к славе ради добродетели? Что,— я спрашиваю,— им до славы после уничтожения тела смертью? Ведь если предположить то, что наш рассудок отказывается допустить, будто люди умирают полностью {98} 98 Возможно, имеется в виду утверждение Эпикура о том, что души людей также смертны. , слава вообще ничто, поскольку тот, кому она воздается, вообще больше не существует. Если же душа, осознающая самое себя, освободившись из земной темницы {99} 99 Влияние пифагорейско-платоновского представления о земном теле как темнице души. Ср.: Платон. Государство, VII, 514ab. , устремляется в небо, разве она не посмотрит с презрением на все земные деяния, она, которая, вкушая радости неба, ликует, что освободилась от земных пут!