Array Коллектив авторов - Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Некоторых удерживает от приглашения достойного наставника их скупая душа, и чаще конюха нанимают, нежели воспитателя сыну. А тем временем сами предаются расточительным застольям, ночью и днем играют в кости, вводя себя в убытки, много тратятся на охоту и шутов. Только в том они бережливы и скаредны, ради чего можно оправдать бережливость в прочих вещах. О если бы было меньше тех, кто на гнилую развратницу тратит больше, чем на воспитание сына! Никакая вещь не будет отцу стоить меньше, чем сын, говорит Сатирик [322]. Возможно, здесь не будет неуместно вспомнить о поденной плате, которая некогда получила широкую известность от Кратета [323]. Это передается [у него] следующим образом:

Чего недостает этому несуразному превратному расчету, разве лишь добавить воспитателю детей три унции? Впрочем, думаю, что наставник здесь и обозначен под именем философа. Когда Аристиппа некто богатый деньгами, но бедный умом спросил, какое вознаграждение он требует за воспитание сына и тот потребовал 500 драхм, богач сказал: «Очень много требуешь. За эту сумму можно будет купить раба». Тогда философ весьма остроумно заметил: «Зато теперь вместо одного будешь иметь двух рабов – сына, полезного для услуг, и философа – учителя сына» [324].

Ну а если кого-нибудь спросить, захотел бы он ценой смерти сына заработать сто лошадей, то он, полагаю, ответит, если имеет крупицу здравого ума, что никогда в жизни. Почему в таком случае цена за лошадь выше, почему о ней усерднее заботятся, чем о сыне? Почему дороже платят за шута, чем за воспитание сына? Пусть где-либо в другом месте проявляется умеренность, здесь [в воспитании детей] быть умеренным означает не бережливость, но безумие. Имеются, с другой стороны, те, кто выбирают детям наставника не без размышления, но уступают в этом просьбам друзей. Проходят мимо подходящего для воспитания детей мастера и приглашают бесполезного лишь потому, что его горячо рекомендовали друзья. Что ты делаешь, безумный? В плавании, например, тебе нет никакого дела до чувств тех, кто рекомендует, но ставишь того к рулю, кто самый опытный в управлении судном; в отношении сына, который не только сам подвергается опасности, но подвергаются опасности отец с матерью, вся семья и даже само государство, ты не руководствуешься тем же соображением. Больна лошадь, привлекаешь ли ты медика по рекомендации друзей или исходя из того, что он знает толк в лечении? А разве сын для тебя дешевле лошади? Мало того, разве сам ты в собственных глазах дешевле лошади? Если так действовать позорно для граждан среднего состояния, насколько позорнее это для знатных? За один обед они теряют 30 тысяч в игре в кости, как терпящие кораблекрушение, разбиваясь о самый страшный утес, а если на воспитание сына затратят тысячу, называют это расходом.

Никто не может дать природных свойств ни кому-либо другому, ни самому себе, хотя даже здесь родительская забота кое-что значит. Первая забота о том, чтобы муж выбрал себе жену хорошего происхождения и правильно воспитанную, затем, чтоб была доброго телесного здоровья. Ведь поскольку существует теснейшая связь тела и души, одно другому обязательно либо помогает, либо вредит. Во-вторых, чтобы муж при зачатии не был в раздражении и во хмелю. Потому что те состояния души в результате какого-то тайного влияния передаются зародышу. Некий философ, кажется, не без остроумия отметил это, увидев юношу, который вел себя недостаточно воздержанно: «Несомненно, – сказал он, – отец зачинал его, будучи пьяным» [325]. Полагаю, что для дела очень важно и то, если у отца и матери в любое время, но особенно в момент зачатия и беременности, душа будет свободной от всякого проступка, а совесть чистой. Поистине ничего не может быть спокойнее, ничего не может быть радостнее такой души. Именно с этого времени подобало начинать воспитание детей, а не с 10 лет или, как многие считают, с 17 лет. В-третьих, чтобы мать либо сама кормила ребенка грудью, либо в случае необходимости, не позволяющей ей это, была выбрана кормилица, обладающая телесным здоровьем, имеющая чистое молоко, с добрыми нравами, не склонная к пьянству, не сварливая, не распутная, ибо пороки, как телесные, так и душевные, впитанные с колыбели, сохраняются вплоть до взрослого возраста [326]. При этом считается также важным, каких молочных братьев, каких товарищей по играм имеет малыш. В-четвертых, чтобы ребенка своевременно отдали наставнику, который отобран из многих, одобрен всеобщим свидетельством и проверен многими способами.

Выбор надо тщательно провести единожды. Гомер осуждает πολυκοιρανιην (многовластие), и согласно древней пословице греков: «Множество императоров потеряли Карию» [327]. Немалому числу лиц принес погибель меняющийся то и дело врач. Нет ничего бесполезнее частой смены наставника. По такому ведь способу ткется и распускается ткань Пенелопы [328]. А ведь я знал мальчиков, которые до 12 лет общались более чем с 14 наставниками, и это по причине родительского безрассудства. Между тем родительская забота не заставит себя ждать, родители будут наблюдать и за наставником и за сыном и не избавят себя от беспокойства (подобно тому как имеют обыкновение всю заботу о дочери перекладывать на мужа), но отец будет то и дело приходить, чтобы проверить, продвигается ли сын, помня о серьезной, а равно благоразумной древней пословице: «Лоб впереди затылка» [329], и зная, что ничто быстрее не сделает лошадь откормленной, чем глаз хозяина [330]. Говорю о детях, ибо повзрослевших полезно иногда отправлять с глаз долой, каковое дело наподобие прививки обычно сильно укрощает характеры юношей. Среди выдающихся добродетелей Павла Эмилия известно и такое: всякий раз, как позволяли дела государства, он имел обычай присутствовать на школьных упражнениях своих детей [331], и Плиний Младший не считал в тягость время от времени посещать школу ради сына какого-то друга, обучение которого он взял на себя.

То, что уже было сказано о природе, не является исчерпывающим. Ибо есть природа общая для каждого вида, как, например, природа человека пользоваться разумом. Но есть и особая природа того или иного человека [332], например, некоторые, можно сказать, рождены для математических наук, другие для теологии, эти – для риторики и поэзии, те – для военного дела. Они с такой силой влекутся к этим занятиям, что их никаким способом невозможно отклонить. Или, напротив, столь пылко ненавидят их, что скорее в огонь пойдут, чем приложат душу к ненавистной дисциплине. Я был близко знаком с одним человеком, прекрасно знающим греческий и латынь и безукоризненно обученным всем свободным дисциплинам, его архиепископ, чья благосклонность обеспечивала ему здесь средства к существованию, заставил в своих письмах слушать профессора права, несмотря на его естественное отвращение. Когда он мне пожаловался на это (а у нас с ним была общая постель), я побуждал этого человека повиноваться своему покровителю, говоря, что то, что вначале было тяжело, будет в дальнейшем легче, и что он посвятит этому занятию, по крайней мере, часть своего времени. Когда он показал мне несколько поразительно невежественных мест из того, чему обучали слушателей те полубоги-профессора, преисполненные авторитета, я посоветовал ему пренебречь этим и взять у них то, чему учили правильно. И так как я измучил его многими доводами, он сказал: «Я в таком состоянии, что всякий раз, как обращаюсь к этим занятиям, кажется, грудь мою пронзает меч». Словом, я не считаю, что детей надо понуждать к занятиям «вопреки Минерве» [333], чтобы не говорилось по обыкновению: поведем быков в гимназии, заставим осла играть на лире. Возможно, некоторые знаки этой [природной] склонности нетрудно подметить и в маленьких. Некоторые люди имеют обыкновение предсказывать такое на основании гороскопов; как следует оценить их суждение, оставляю каждому на его свободное усмотрение. Однако будет полезно, чтобы мы как можно раньше узнали, что то, к чему создала нас природа, мы воспринимаем очень легко. Не считаю совершенно тщетным заключать о врожденных свойствах на основании внешних очертаний и облика лица и остальных частей тела, во всяком случае столь большой философ, как Аристотель, не отказался издать вполне ученый и тщательно подготовленный том Περἰ τοῦ φυσιογνῶμειν – «О физиогномике» [334]. Как успешнее плавание, когда благоприятствуют волны и ветер, так легче обучение тому, к чему нас влечет природная склонность. Вергилий показал признаки, по которым можно определить быка, подходящего для пахоты, или корову, пригодную к увеличению поголовья стада: