Ричард Бах - Мост через вечность

Она отодвинулась имеете со стулом от шахматного столика и продолжала слушать.

– Нашим учителем был Джон Гартнер, футбольный тренер. Но Джон Гартнер, Лесли, он был еще и писателем! Живой, настоящий писатель! Он писал статьи и рассказы в журналы книги для подростков: Громила Тейлор – футбольный тренер, Громила Тейлор – бейсбольный тренер. Он был, как медведь: ростом под два метра, вот такие ручищи; строгий, справедливый, иногда забавный, иногда злой, но мы знали, что он любит свою работу и что нас он тоже любит. – В этом месте у меня внезапно навернулась слеза, и я поспешно смахнул ее, подумав, как это странно. Никогда не вспоминал о великане Джоне Гартнере: он уже десять лет как умер, а тут у меня в горле это странное ощущение. Я поспешил продолжить, полагая, что она ничего не заметит.

«О'кей, парни, – сказал он в первый день, – вижу, что вы сюда пришли, чтобы не посещать Английскую Литературу». – По классу пронесся виноватый гул и выражение наших лиц несколько изменилось. – "Я должен вам сказать, – продолжил он, – что только тот получит в свою зачетную книжку "А" по моему курсу, кто покажет мне чек на сумму, полученную за публикацию написанного им в течение этого семестра рассказа". Хор стонов, охов, и завываний и тяжелых вздохов «: О, мистер ГАРТНЕР, это несправедливо, мы бедные маленькие школяры: Как мы можем надеяться: – Это НЕСПРАВЕДЛИВО, мистер Гартнер!» Все это он оборвал одним словом, которое звучало примерно так: «Гррр:».

– В оценке "В" тоже нет ничего плохого. "В" означает «Выше среднего». Можно быть Выше Среднего и не продав ничего, тобой написанного, правда? Но "А" – это «Отлично», разве вы не согласны, что если у вас примут то, что вы написали, опубликуют и заплатят за это, то это будет отлично и вам можно будет поставить "А"?

Я подобрал с тарелки предпоследнее печенье. Может, я слишком много рассказываю, а тебе не слишком интересно? – спросил я ее. – Только честно.

– Я скажу тебе, когда хватит, – ответила она. – А пока я не скажу, рассказывай, ладно?

– Хорошо. В те дни оценки дня меня значили много.

Она улыбнулась, припомнив свои зачетные книжки.

– Я много писал, посылал статьи и рассказы в газеты и журналы, и как раз перед концом семестра послал рассказ в воскресное приложение в ЛонгБич Пресс-Телеграм. Это был рассказ о клубе астрономов-любителей – Они видели Лунного Человека.

– Представь себе мое потрясение! Я пришел домой из школы, занес с улицы ,ca.`-.% ведро, покормил собаку, и тут мама вручает мне письмо из ПрессТелеграмм. Я похолодел. Дрожа раскрыл его, галопом промчался по словам, и начал читать снова, сначала. Они взяли мой рассказ! Внутри лежал чек на двадцать пять долларов!!!

Я не мог спать, не мог дождаться пока на следующее утро откроется школа. Наконец она открылась, наконец шестой урок. Я демонстративно шлепнул чеком об его стол. ШЛЕП! «Вот Ваш чек, мистер Гартнер!»

Его лицо: Его лицо просияло, и он пожал мне руку так, что я целый час не мог ею пошевелить. Когда он объявил на весь класс, что Дик Бах получил гонорар за написанный им рассказ, я почувствовал, что подрос на четверть дюйма. Оценка "А" по Литературному Творчеству была у меня в кармане, больше не требовалось никаких усилий. Тогда я думал, что на этом история и закончилась.

Я стал перебирать в памяти этот день. Когда это было? Двадцать лет назад или вчера? Что делает наше сознание со временем?

– Но это было не так, – сказала она.

– Что было не так?

– На этом история не закончилась.

– Не-а. Джон Гартнер демонстрировал нам, что значит быть писателем. Он работал над романом об учителях, Сентябрьский плач. Интересно, успел ли он его закончить до своей смерти?: Мое горло снова странно сжалось: я подумал, что лучше подавить это ощущение, закончить рассказ и переменить тему.

– Он приносил каждую неделю по главе из своей книги, зачитывал их вслух и спрашивал, как бы мы написали это лучше. Это был его первый роман для взрослых. В нем была любовная история, и когда он читал эти страницы, его лицо становилось пунцовым. Он смеялся, качал головой, прерываясь посреди предложения, которое, как ему казалось, было слишком откровенным и нежным, чтобы футбольный тренер зачитывал его на весь класс. Когда он брался описывать женщин, для него наступали страшные минуты. Это чувствовалось всякий раз, когда к своих произведениях он далеко отходил от спорта и улицы. И мы с ликованием критиковали его, мы говорили: «Мистер Гартнер, Ваша леди совсем не так реально выглядит, как Громила Тейлор. Не могли бы Вы нам как-нибудь показать, ее, а не рассказывать о ней?»

– И он начинал хохотать, хлопать себя носовым платком по лбу и соглашался. Потому что всегда Большой Джон и сам вбивал в нас, стуча пальцем по столу: «НЕ РАССКАЗЫВАЙТЕ мне, ПОКАЖИТЕ мне! СЛУЧАЙ! и ПРИМЕР!»

– Ты очень любил его, правда?

Я вытер еще одну слезу. – А: он был хорошим учителем, маленькая вуки.

– Если ты его любил, то что плохого в том, чтобы сказать, что ты его любил?

– Я никогда о нем так не думал. Я любил его. Я и сейчас его люблю.

И прежде, чем я осознал, что делаю, я рухнул перед ней на колени, обхватил руками ее ноги и уткнулся в них лицом, оплакивая учителя, узнав о смерти которого через десятые руки, я в свое время не моргнул и глазом.

Она стала гладить меня по голове. – Все хорошо, – приговаривала она мягко. – Все в порядке. Он должен гордиться тобой и твоими книгами. Он тоже должен тебя любить.

Какое странное чувство, – подумал я. – Вот что значит плакать! Так много времени прошло с тех пор, как я мог позволить себе что-то большее, чем просто стиснув зубы отгородиться от печали стальной стеной. Когда я в последний раз плакал? Не могу припомнить. Наверное, в тот день, когда умерла моя мать. Месяцем раньше я стал курсантом летного училища, покинув дом, чтобы обрести крылья в Военно-Воздушных Силах. С того дня, как я связал свою жизнь с армией, я стал интенсивно учиться управлять эмоциями: мистер Бах, с этого момента Вы будете отдавать честь всем мотылькам и мухам. Почему Вы будете отдавать честь всем мотылькам и мухам? Вы будете отдавать честь всем мотылькам и мухам потому, что у них есть крылья, а у Bас – нет. Вон там муха, на окне. Мистер Бах, на месте, СТОЙ! Лицом к ней! ЛИЦОМ! РАВНЯЙСЬ! СМИРНО! Отдать ЧЕСТЬ! Сотри эту улыбку со своего лица, мистер. А теперь наступи на нее, раздави эту улыбку, УБЕЙ ЕЕ! А теперь подними, вынеси на улицу и похорони там. Вы думаете, что это шутки? Кто управляет Вашими эмоциями, мистер Бах?

На этом была построена вся моя тренировка, это было самым важным: кто ими управляет?

Кто управляет? Я управляю! Рациональный я, логический я, отсеивающий, взвешивающий, выносящий приговор, решающий, как поступать, как жить. Никогда я-рациональное не принимало во внимание я-эмоциональное, это презренное меньшинство, никогда не позволяло ему взять руль в свои руки.