Ричард Бах - Мост через вечность

– Может оказаться, – согласился я. – Ведь когда мы слышим чьи-то ответы, мы слушаем на самом деле не его, не так ли? Мы слушаем себя, когда он говорит; мы сами решаем, что это – истинно, то – глупо, а это – снова верно. При этом получаешь удовольствие от слов других людей. А удовольствие от собственных слов получаешь тогда, когда говоришь как можно меньше неправды.

– Ты снова думаешь о том, чтобы читать лекции, – сказала она.

– Возможно. А ты выйдешь на сцену со мной, чтобы мы вместе сказали о том, что нашли? Не побоишься говорить о трудных временах или о прекрасном? Обратиться к тем, кто ищет, как мы когда-то искали, и дать им надежду, что счастливая совместная жизнь в действительности возможна? Как я хочу, чтобы мы могли услышать это много лет назад!

Она спокойно отвечала:

– Не думаю, что буду на сцене вместе с тобой. Я могу все подготовить, все организовать для тебя, но я не хочу выступать перед людьми.

Что-то было не так.

– Ты не хочешь? Но ведь существуют вещи, которые мы можем говорить лишь вместе, и ни один из нас не способен сказать о них в одиночку. Я не смогу рассказать обо всем, через что ты прошла так, как это сделаешь ты. Мы можем обратиться к людям только вместе!

– Мне так не кажется, – сказала она.

– Почему?

– Ричи, когда я выступала против войны, люди относились ко мне так враждебно, что я боялась стоять перед ними. Мне приходилось делать это, но я пообещала себе, что когда я закончу с этим, я никогда больше не буду говорить со сцены. Никогда. Ни под каким предлогом. Поэтому мне кажется, что я не смогу сделать это.

– Это неразумно с твоей стороны, – сказал я ей. – Война закончена! Теперь мы будем говорить не о войне, мы будем говорить о любви!

Ее глаза наполнились слезами.

– О, Ричи! – сказала она. – Тогда я тоже говорила о любви!

Сорок восемь

– Где вы берете ваши безумные идеи? – спросил джентльмен из двадцатых рядов. Это был первый вопрос во втором часу лекции.

По двум тысячам человек в Городской Аудитории побежал тихий смех: это вызвало любопытство не только у него.

Лесли непринужденно сидела со спокойным и доброжелательным видом на высоком кресле на сцене рядом со мной. За мгновение до этого я подошел с дистанционным микрофоном ближе к свету прожекторов на краю сцены, чтобы выбрать одну среди поднятых рук, не забывая повторить вопрос для тех, кто находился на галерке, тем самым давая себе время подумать над ответом.

– Где я беру безумные идеи? – повторил я. Через полсекунды ответ материализовался, затем появились нужные слова, чтобы высказать его.

– Там же, где и благоразумные, – сказал я. – Идеи приносят фея сна, фея прогулки, а когда я становлюсь безнадежно мокрым и не могу делать заметки, их подсказывает мне фея мытья под душем. Я всегда просил у них: «Пожалуйста, давайте мне идеи, которые бы не противоречили моей интуиции».

Я знаю интуитивно, например, что мы рождены для светлой жизни, а не для слепой смерти. Я знаю, что мы не заперты на нашей планете и не отделены от других измерений пространства и времени. Мы не обречены бесконечно кружиться среди миллионов хороших и плохих изменяющихся сиюминутных обстоятельств. Идея о том, что мы – лишь физические существа, пришла к нам из лабораторий, где простейшие бактерии беспомощно плавают в колбах в питательном растворе. Эта идея противоречит моей интуиции, она топчется по ней, как человек в футбольных бутсах по газону.

Еще больше мне не нравится идея о том, что мы сотворены ревнивым Богом, который соткал нас из пыли и поставил перед выбором между поклонением и молитвами и вечными адскими муками. Ни одна фея сна никогда не приносила мне таких идей. Само представление о сотворении мне кажется неверным.

И в тоже время я не могу найти такого места, где бы были ответы на мои вопросы, или такого человека, который бы предоставил мне их. Я получаю ответы лишь от своего внутреннего Я – того внутреннего Я, которому раньше я боялся доверять. Когда-то я должен был плавать как кит, набирая в рот для фильтрации огромные количества морской воды, и выбирать из того, что писали, думали и говорили другие, крохи знания размером с планктон, которые согласовывались с тем, во что я хотел верить. Все, что объясняло хоть как-нибудь уже известное мне интуитивно, было истинным, то есть тем, чего я искал.

От одного автора я не мог взять даже малейшей крупицы, как много бы я ни читал его книги. У другого я не понял ничего, кроме этого: «Мы – не то, чем мы кажемся». Ура! Я Чувствовал интуицией, что это ИСТИННО! Все остальное в книге могло быть морской водой, но кит отфильтровал это утверждение.

Мало-помалу, думал я, мы восстанавливаем сознательное понимание того, что мы уже знаем от рождения: истинно все то, во что желает верить наше высшее внутреннее Я. Однако наш сознательный ум не находит покоя, пока не сможет объяснить это с помощью слов.

Прежде чем я стал догадываться об этом, уже несколько десятилетий назад у меня была способность получать ответы на все свои мысленные вопросы.

Я быстро взглянул на Лесли, и она кивнула мне в ответ, напоминая о своем присутствии.

– Какой был вопрос? – спросил я. – А! Где я беру свои безумные идеи? Ответ: у феи снов, у феи прогулок, у феи мытья под душем. Феи книг. А в последние несколько лет – у своей жены. Если теперь у меня возникают вопросы, я задаю их ей, и она отвечает мне. Если же у вас еще нет родной души, я бы посоветовал всем найти ее как можно скорее. Следующий вопрос.

Мы можем так много рассказать людям, думал я, но в нашем распоряжении лишь один день в каждом городе, который приглашает нас приехать и выступить. Даже восемь часов – и то мало. Как могут некоторые лекторы сказать людям все необходимое за один час? Мы за первый час успели лишь в общих словах очертить наши взгляды на мир.

– Женщина вон там, в задних рядах справа:

– У меня вопрос к Лесли. Как мы можем узнать, что тот, кого мы встретили, – родная душа?

Моя жена с ужасом бросила на меня взгляд, который длился долю секунды, и подняла свой микрофон.

– Как мы можем узнать, что тот, кого мы встретили, – родная душа? – повторила она вопрос так спокойно, будто делала это уже много раз. – Я не знала, когда встретила. Это было в марте. Вверх? – спросила я. Да, – .b"%b(+ он. Ни один из нас тогда не знал, что эти слова будут значить для тех людей, которыми мы являемся сейчас.

Через четыре года мы познакомились и сразу же стали лучшими друзьями. Чем больше я узнавала о нем, тем больше он вызывал у меня восхищения, и тем чаще я думала: Какой он удивительный человек!

Вот ключ. Ищите такого любовника, который бы становился лучше с каждым днем, восторг от которого был бы все более ярким, а доверие к которому росло бы вопреки невзгодам.