Ричард Бах - Единственная

– Ричи, получилось! – Закричала Лесли, бросившись меня обнимать. -

Получилось! Ты – гений!

– Если веришь в успех, все получится, – скромно сказал я, хотя сам не совсем был в этом уверен. Но если она так настаивает на гениальности моего решения, подумал я, мне придется с ней согласиться.

– Ладно, ладно, – радостно воскликнула она. – Мы вернулись!

Мы летели курсом 142, стрелка магнитного компаса показывала на юго-восток, навигационные приборы тихонько гудели, шкала радиодальномера тихонько светилась, как положено. На заднем сиденье никого не было. Среди узора улиц и крыш поблескивала только голубая вода плавательных бассейнов.

– Два борта встречным курсом, там и вон там, – сказала Лесли, указывая на два самолета, летящие вдали.

– Вижу.

Мы одновременно посмотрели на радиопередатчик.

– Может, попробуем…

Она кивнула и на всякий случай постучала по деревяшке.

– Вызываю диспетчерскую Лос-Анджелеса, – сказал я в микрофон. -

Говорит Сиберд 14 браво. Вы видите нас на радаре?

– Вы в зоне видимости, встречным курсом 30 на север идет другой борт, расстояние две мили, высота неизвестна.

Диспетчер не спросил, куда мы запропастились, на три месяца исчезнув с его экрана, и не слышал радостных воплей, раздавшихся в кабине ворчуна.

Лесли дотронулась до моего колена.

– Скажи, что ты видел, когда мы…

– Васильковое небо, океанское дно, расцвеченное узорами. Пай,

Жан– Поль, Машара…

– Достаточно, – сказала она и покачала головой. – Значит мне это не приснилось. Все так и было.

Мы летели в аэропорт Санта-Моника, радостные, словно сегодня мы сами сотворили этот мир.

– А что, если все это правда? – Спросила Лесли. – Если окружающие нас люди – это частички нашей души, а мы – частички их? Как это изменит нашу жизнь?

– Хороший вопрос, – сказал я. Радиодальномер показывал 10 миль до посадки. Я начал снижаться. – Хороший вопрос…

Мы приземлились на широкой посадочной полосе аэродрома Санта-Моника, отрулили самолет на стоянку и выключили мотор. В душе я был готов к тому, что как только пропеллер остановится, мир опять куда-нибудь исчезнет, но этого не произошло. Все осталось без изменений: десятки самолетов, замерших вокруг, воздух, пропитанный морем и солнцем, гул автомобилей, доносившихся с бульвара Сентинела.

Я помог жене спрыгнуть на землю. Затаив дыхание, мы стояли на поверхности нашей родной планеты в нашем родном времени. Мы обнялись.

– Правда, здорово? – Прошептал я ей на ухо. Она посмотрела мне в глаза и кивнула.

Я достал из багажника наши чемоданы. Мы зачехлили кабину и собрались идти.

На другом конце стоянки паренек, наводивший глянец на один из самолетов, бросил свое занятие, уселся в заправщик и подкатил к нам.

Лет ему было столько же, сколько и мне, когда я начинал работать на аэродроме, да и кожанка на нем была точно такая же, только над его левым нагрудным карманом было вышито имя: Дэйв. И я подумал, что мне легко увидеть себя в этом пареньке. Мы многое могли бы рассказать ему о его уже исполнившемся будущем, о приключениях, поджидающих встречи с ним. Делай свой выбор, парнишка!

– Добрый день, ребята, – поздоровался он. – Добро пожаловать в Санта-Монику. Бензинчику не желаете?

Мы рассмеялись. Как странно, что ворчуна теперь снова придется заправлять.

– Не откажемся, – ответил я. – Полет был долгим.

– И где же вы были?

Я вопросительно посмотрел на жену, но она не захотела помочь мне с ответом, желая услышать, что я скажу.

– Да так, немножко прогулялись, – произнес я.

Дэйв начал заполнять бак

– Я еще не летал на таком гидросамолете, – заявил он, но слыхал.

Что они могут сесть, где угодно. Правда?

– Что правда, то правда, – подтвердил я. – Этот самолет отвезет тебя, куда твоей душе угодно.

И только по дороге в гостиницу мы наконец решились все обсудить.

– Ну ладно, – начала Лесли, стремительно ведя взятый напрокат автомобиль по автостраде Санта-Моника. – Будем мы об этом рассказывать или нет?

– На конференции?

– Вообще.

– А что мы скажем? Пока мы летели на вашу конференцию, мы влипли в занятную историю: три месяца мы мыкались по измерению где нет ни пространства, ни времени и только изредка появляется нечто на них похожее и там мы узнали что человек – это некая частица любого другого человека потому что во всей вселенной только одно-единственное сознание и кстати будущее – это штука очень субъективная и делая выбор для самого себя мы выбираем то что случится со всем нашим миром спасибо за внимание и есть ли у вас вопросы?

Она рассмеялась.

– Как только в этой стране хоть десяток человек признают, что человек живет не один только раз, тут-то выступим мы и скажем “нет”, у каждого на выбор бесконечное множество жизней, и все они происходят одновременно! Нет, лучше с этим не связываться. Будем держать свои знания при себе.

– Но это не новость, – помнишь, что сказал Альберт Эйнштейн? Для нас, верующих физиков, разница между прошлым, настоящим и будущим – лишь иллюзия, хоть от нее и трудно отказаться.

– Это сказал Эйнштейн ?

– И это еще не все! Если хочешь услышать нечто невероятное, спроси физика. Свет изгибается; пространство скручивается; часы на ракете идут медленнее, чем на земле; из одной расщепленной частицы образуются две такого же размера… Мы вовсе не открываем глаза миру. Каждый, кто знаком с квантовой механикой, кто когда-нибудь играл с кошкой Шредингера…

– И сколько же любителей шредингерских кошечек ты знаешь? -

Спросила она. – Много ли людей коротают ночи с калькулятором, обложившись книжками по квантовой физике? Я думаю, нам не стоит об этом болтать. Не поверят. Это случилось с нами, но даже мне не верится, что все так и было.

– Дорогой мой скептик, – начал я и призадумался. А что, если это был сон, двоим редко снится одно и то же, но все-таки… Эти узоры, Пай… Вдруг это лишь плод воображения?

Я прищурился и начал разглядывать машины на дороге – решил проверить, помогают ли нам новые знания о перспективе. Вот “Мерседес” с затемненными стеклами, а внутри мы? А вон, старенький “шевроне” замер у развилки. В нем молодожены, тоже мы? Мы – гангстеры, спешащие по своим темным делам, готовые убивать без разбора? Очень хотелось представить, что все вокруг – это мы в разных обличиях, но ничего не вышло. Каждый был сам по себе, сплошь незнакомцы в разноцветных автомобилях. Я не смог представить нас ни в роскоши, ни в нищете, хотя мы повидали и то, и другое. Мы – это мы, подумал я, и никто другой.

– Ты голоден? – Спросила Лесли.

– Не ел несколько месяцев.

– Продержись еще минут пять. Пообедаем на бульваре Робертсона.

Лесли прибавила газу и вскоре свернула с автострады на улицы города. Этот район она прекрасно знала еще в те времена, когда снималась в Голливуде. Но прежняя актерская жизнь, по ее словам, сейчас казалась ей более далекой, чем жизнь Леклерка.