Эрих Фромм - Кризис психоанализа

До сих пор мы рассматривали марксовы концепции влечений и потребностей в общем виде. Есть ли в его психологии частные положения, касающиеся влечений? Несомненно, есть, хотя не такие систематичные и полные, каких можно было бы ожидать в работе, посвященной психологии.

Уже говорилось, что для Маркса концепция любви была ключевой в картине отношения человека к внешнему миру. Она была ключевой и в картине мышления: один из главных поводов для критики в адрес «герра Эдгара» («Святое семейство») именно то, что он пытается подарить страстную любовь, чтобы обрести полное познание о мире. Маркс реабилитирует любовь: «Здесь – полнота жизни, до крайней степени непосредственная; весь чувственный опыт; весь реальный опыт, о котором никак нельзя знать заранее, откуда он придет». Если говорить о человеческих отношениях, то Маркс верил, что «непосредственная, естественная и необходимая связь одного человеческого существа с другим есть связь мужчины и женщины… Такая связь мужчины и женщины является самой естественной связью одного человека с другим».

Интересно сравнить эту концепцию Маркса с концепцией сексуальности Фрейда. Для последнего сексуальность (в поздних работах – склонность к разрушению) есть центральная человеческая страсть. Как я указывал, эта страсть понимается как использование женщины мужчиной для удовлетворения его физиологически обусловленного полового голода. Знай Маркс фрейдовскую теорию, он раскритиковал бы ее как типичную буржуазную теорию эксплуатации. В центре марксовой концепции человеческих связей мы находим не сексуальность, а эрос; сексуальность может быть только одним из его проявлений. Под эросом здесь подразумевается специфическое притяжение мужчина – женщина, которое является фундаментальным притяжением во всей живой субстанции.

Другая базисная категория марксовой психологии – противопоставление жизни и смерти, притом не в биолого-физиологическом, а в психологическом смысле. (Во многих точках эта концепция соприкасается с фрейдовскими влечениями к жизни и смерти, но без приписываемой им биологической основы; в более прямом смысле концепция приближается к тому, что я назвал биофилией и некрофилией – любовью к жизни и любовью к смерти.) Возможно, ключевой вопрос в психологии Маркса – что движет человеком, классом, обществом – духовное родство с жизнью или со смертью? Его враждебность к капитализму и любовь к социализму коренятся в этой дихотомии – в той мере, в какой речь идет об эмоциональной подоплеке. Маркс упоминал это противопоставление во многих работах; я процитирую наиболее известную – «Коммунистический манифест»: «В буржуазном обществе живой труд есть лишь средство увеличивать накопленный труд. В коммунистическом обществе накопленный труд – это лишь средство расширять, обогащать, облегчать жизненный процесс рабочих. Таким образом, в буржуазном обществе прошлое господствует над настоящим; в коммунистическом обществе – настоящее над прошлым» [41]. Или, как он говорит в другом месте, правило капитала – «господствовать над живыми людьми с помощью мертвой материи». Эрос и любовь к жизни являются двумя основными побудительными силами неотчужденного человека. Они свойственны человеческой природе и проявляются при социальных обстоятельствах, дающих человеку возможность быть тем, кем он может быть. К страстям, продуцируемым капиталистическим обществом и руководящим человеком внутри этого общества, Маркс причисляет любой вид алчности как заменителя любви при ее недостатке, а более конкретно – стяжательство, корыстолюбие и сибаритство. Его анализ характеров буржуазного аскета-стяжателя XIX века и сибарита, позволяющего себе вести роскошную жизнь, – веха в развитии динамической характерологии применительно к разным классам. Поскольку все психологическое мышление Маркса является динамическим, а не бихевиористически-описательным, эти черты и концепции характеров должны пониматься в динамическом смысле. Это сравнительно постоянные страсти и склонности, определяемые конкретными экономическими и социальными условиями. Маркс здесь обращается к великим социопсихологическим трудам Бальзака, который полагал, что изучение характера должно быть изучением «сил, стимулирующих человека». Во многих отношениях произведения Бальзака уточняют и развивают марксовы психологические принципы. Попутно следует заметить, что, читая письма Маркса к Энгельсу, особенно в немецком оригинале, без сокращений, мы находим глубоко психологичные изображения людей. Изображения эти, хотя и лишены художественного качества бальзаковских описаний, принадлежат к лучшим изображениям характеров в терминологии диалектического и гуманистического психоанализа.

Краткое резюме марксовой психологии влечений можно закончить его отзывом о ярости, причем особенно интересна мысль о том, что ярость может обратиться на самого человека – мысль, которая впоследствии играла важную роль в психоанализе Фрейда. Маркс писал: «Стыд есть разновидность ярости, обращенной против самого себя, и если бы целый народ был по-настоящему пристыжен, он уподобился бы льву, припавшему к земле перед прыжком».

Вклад Маркса в гуманистическую глубинную психологию нельзя полностью оценить, не поняв его отношения к сознанию и его идеи о функции осознания. Классическое выражение этого есть в «Немецкой идеологии»: «Это не сознание определяет жизнь, а, напротив, жизнь определяет сознание». Позже, во «Введении» к работе «К критике политической экономии» он напишет: «Не сознание людей определяет их бытие; напротив, это их общественное бытие определяет сознание». То, что в первой формулировке он назвал «жизнью», во второй было названо «общественным бытием».

Маркс продолжил традицию, одним из первых выдающихся представителей которой был Спиноза и которая обрела кульминацию в работах Фрейда пятьдесят лет спустя: атаковал распространенное мнение, что сознание является первичным уровнем и свойством всей психической жизни. Он понимал – в этом отношении глубже, чем Фрейд, – что сознание есть продукт жизненной практики, которая характерна для данного сообщества или класса. Оно «с самого начала является общественным продуктом», оно проистекает «из потребности, необходимости общения с другими людьми. Хотя человек и думает, что им руководят и побуждают его к действию собственные идеи, в действительности им руководят силы, о которых он не знает, стоящие у него за спиной». Маркс уже в «Немецкой идеологии» использовал термин «подавление» (Verd rangung), имея в виду подавление «обычных природных желаний». Роза Люксембург, следуя мысли Маркса, вполне недвусмысленно говорила о дихотомии «сознательного» и «бессознательного». Интерпретируя высказывание Маркса о том, что общественное бытие определяет сознание, она писала: «Бессознательное идет впереди сознательного. Логика исторического процесса идет впереди субъективной логики людей, участвующих в историческом процессе». В классовом обществе сознание человека с неизбежностью является ложным; видимость рациональности действиям человека придает идеология, тогда как из-за противоречий, свойственных любому классовому обществу, истинная мотивация иррациональна.