Карл Маркс - Собрание сочинений, том 23

Однако господин профессор все же извлек некоторую пользу из своей манчестерской прогулки. В «Letters on the Factory Act» весь чистый доход — «прибыль» и «процент» и даже «something more» [ «нечто большее»] — зависит от одного неоплаченного рабочего часа рабочего! Годом раньше, в своем «Outline of Political Economy», сочиненном для оксфордских студентов и образованных филистеров, Сениор, полемизируя против рикардовского определения стоимости рабочим временем, «открыл», что прибыль возникает из труда капиталиста, а процент — из его аскетизма, из его «Abstinenz» [ «воздержания»]. Выдумка была старая, но слово «Abstinenz» было новое. Г-н Рошер верно перевел его на немецкий язык словом «Enthaltung» [ «воздержание»]. Но его соотечественники, менее знакомые с латынью, — Вирты, Шульцы и другие Михели, — превратили «воздержание» в монашеское «Entsagung» [ «самоотречение»].

«Для человека, имеющего капитал в 20000 ф. ст., приносящий ему ежегодно 2000 ф. ст. прибыли, совершенно безразлично, доставляет ли его капитал занятие 100 или 1000 человек, продается ли произведенный товар за 10000 или за 20000 ф. ст., если только получаемая им прибыль в каждом случае не падает ниже 2 000 фунтов стерлингов. Не таков ли также и реальный интерес всей нации? Если только ее чистый реальный доход, ее рента и прибыль, не изменяется, то не имеет никакого значения, насчитывает ли эта нация 10 или 12 миллионов человек» (Ricardo. «The Principles of Political Economy», 3 ed. London, 1821, p. 416). Задолго до Рикардо Артур Юнг, фанатик прибавочного продукта, вообще болтливый, не обладающий критическим умом автор, репутация которого стоит в обратном отношении к его заслугам, писал, между прочим: «Какую пользу имело бы современное государство от целой провинции, земля которой, как бы хорошо она ни обрабатывалась, разделена по древнеримскому образцу, между мелкими независимыми крестьянами? Какой цели служила бы эта земля, кроме той единственной, что на ней производились бы люди («the mere purpose of breeding men»), что само по себе составляет самую бесполезную цель?» («is a most useless purpose») (Arthur Young. «Political Arithmetic etc.». London, 1774, p. 47).

Добавление к примечанию 34. Странной представляется «сильная склонность… изображать чистое богатство как нечто благотворное для рабочего класса… Между тем совершенно очевидно, что оно благотворно не потому, что оно чистое» (Th. Horkins. «On Rent of Land etc,». London, 1828, p. 126).

«Рабочий день — величина неопределенная; он может быть длинным или коротким» («An Essay on Trade and Commerce; containing Observations on Taxes etc.». London, 1770, p. 73).

Вопрос этот бесконечно важнее, чем знаменитый вопрос сэра Роберта Пиля к Бирмингемской торговой палате: «Что такое фунт стерлингов?» — вопрос, который мог быть поставлен только потому, что Пиль так же плохо понимал природу денег, как и «little shilling men» [77] из Бирмингема.

буквально: крайнюю Фулу; здесь это выражение употребляется в смысле: крайний предел. (Фула — островная страна, находившаяся, по представлению древних, на крайнем севере Европы.) Ред.

«Задача капиталиста состоит в том, чтобы посредством затраченного капитала получить возможно большую сумму труда» (J. G. Conrcelle-Seneuil. «Traite theorique et pratique des entreprises industrielles», 2eme edit. Paris) 1857, p. 62).

«Потеря одного часа труда в день наносит громадный ущерб торговому государству». «Наблюдается очень большое потребление предметов роскоши рабочей беднотой этого королевства, в особенности мануфактурным населением; при этом оно потребляет и свое время — самый пагубный из всех видов потребления» («An Essay on Trade and Commerce etc.». London, 1770, p. 47, 153).

«Если свободный рабочий предается минутному отдыху, то скаредная экономия, с беспокойством следящая за ним, начинает утверждать, что он ее обкрадывает» (N. Linguet. «Theorie des Loix Civiles etc.». London, 1767, t. II, p. 466).

Во время большой стачки лондонских строительных рабочих в 1860–1861 гг., требовавших сокращения рабочего дня до 9 часов, их комитет опубликовал заявление, почти совпадающее с речью нашего рабочего. В нем не без иронии указывается, что наиболее алчный из «строительных предпринимателей», некий сэр М. Пито, пользуется «репутацией святости». (Этот самый Пито после 1867 г. кончил тем же, чем и Штраусберг!)

«Те, кто работает… действительно кормят и пенсионеров… называемых богатыми… и самих себя» (Edmund Burke, «Thoughts and Details on Scarcity». London, 1800, p. 2, 3)

В своей «Romische Geschichte» Нибур делает очень наивное замечание: «Нечего скрывать, что произведения, подобные этрусским, поражающие дате в обломках, предполагают существование в мелких (!) государствах господ и рабов». Гораздо глубже заметил Сисмонди, что «брюссельские кружева» предполагают существование хозяев и наемных рабочих.

«Нельзя без сострадания к их ужасной судьбе видеть этих несчастных» (работающих на золотых приисках между Египтом, Эфиопией и Аравией), «не имеющих возможности позаботиться хотя бы о чистоте своего тела или о прикрытии своей наготы. Ибо здесь нет места снисхождению и пощаде по отношению к больным, калекам, старикам, к женской слабости. Все должны работать, принуждаемые к этому ударами бича, и только смерть кладет конец их мучениям и нужде» («Diodor'» von Sicilien historische Bibliothek», Buch 3, cap. 13).

Последующее относится к положению румынских провинций, как оно сложилось до переворота [78]совершившегося после Крымской войны.

{Примечание к 3 изданию. Это относится также и к Германии, в особенности к Ост-Эльбской Пруссии. В XV веке немецкий крестьянин, хотя и обязан был почти повсюду нести известные повинности продуктами и трудом, но вообще был, по крайней мере фактически, свободным человеком. Немецкие колонисты Бранденбурга, Померании, Силезии и Восточной Пруссии и юридически признавались свободными. Победа дворянства в Крестьянской войне положила этому конец. Не только побежденные крестьяне Южной Германии снова сделались крепостными, но уже с половины XVI века свободные крестьяне Восточной Пруссии, Бранденбурга, Померании и Силезии, а вскоре и Шлезвиг-Гольштейна были низведены до положения крепостных. (Maurer. «Geschichte der Fronhofe, der Bauernhofe und Hofverfassiing in Deutschland». Bd. IV; Meitzen. «Der Boden und die landwirtschaftlichen Verhaltnisse des preussischen Staates nach dem Gebietsumfange vor I866»; Hanssen. «Leibeigenschaft in Schleswig-Holstein».) Ф. Э.}

Дальнейшие подробности можно найти у E. Regnault. «Histoire politique et sociale dea Principautes Danubiennes». Paris, 1855 [p. 304 sq.].

«В общем превышение среднего роста указывает до известной степени на процветание живого существа… Рост человека уменьшается, если его благосостоянию наносится ущерб физическими или социальными условиями… Во всех европейских странах, где существует конскрипция, со времени ее введения средний рост мужчин и общая их пригодность к военной службе уменьшились. До революции (1789 г.) минимум для пехотинца во Франции был равен 165 см, в 1818 г. (закон 10 марта) — 157, по закону 21 марта 1832 г. — 156 см. Во Франции в среднем более половины призывающихся признаются негодными вследствие малого роста и физических недостатков. В Саксонии в 1780 г. минимум был 178 см, теперь 155 см. В Пруссии теперь 157 см. По данным доктора Мейера, опубликованным в «Bayerische Zeitung» от 9 мая 1862 г., оказывается, что в Пруссии за 9-летний промежуток времени в среднем из 1000 рекрутов 716 признавались негодными к военной службе: 317 из-за малого роста и 399 в связи с физическими недостатками… В 1858 г. Берлин не мог выставить надлежащего контингента рекрутов: не хватило 156 человек» (J.v. Liebig. «Die Chemie in ihrer Anwendung auf Agrikultur und Physiologie». 7. Aufl, 1862, Band I, S. 117, 118).