Карл Маркс - Собрание сочинений, том 23

Мак-Куллох взял патент на «wages of past labour» [ «вознаграждение за прошлый труд»] гораздо раньше, чем Сениор взял свой патент на «wages of abstinence» [ «вознаграждение за воздержание»].

Ср., между прочим, J.Bentham. «Theorie des Peines et des Recompenses», trad. Et. Dumont, 3eme ed. Paris, 1826, t. II, I. IV, ch. 2.

Иеремия Бентам — явление чисто английское. Ни в какую эпоху, ни в какой стране не было еще философа — не исключая даже нашего Христиана Вольфа, — который с таким самодовольством вещал бы обыденнейшие банальности. Принцип полезности не был изобретением Бентама. Он лишь бездарно повторил то, что даровито излагали Гельвеций и другие французы XVIII века. Если мы хотим узнать, что полезно, например для собаки, то мы должны сначала исследовать собачью природу. Сама же эта природа не может быть сконструирована «из принципа полезности». Если мы хотим применить этот принцип к человеку, хотим по принципу полезности оценивать всякие человеческие действия, движения, отношения и т. д., то мы должны знать, какова человеческая природа вообще и как она модифицируется в каждую исторически данную эпоху. Но для Бентама этих вопросов не существует. С самой наивной тупостью он отождествляет современного филистера — и притом, в частности, английского филистера — с нормальным человеком вообще. Все то, что полезно этой разновидности нормального человека и его миру, принимается за полезное само по себе. Этим масштабом он измеряет затем прошедшее, настоящее и будущее. Например, христианская религия «полезна», так как она религиозно осуждает те же самые преступления, которые уголовное уложение осуждает юридически. Художественная критика «вредна», так как она мешает почтенным людям наслаждаться произведениями Мартина Таппера и т. д. Таким хламом этот бойкий господин, девиз которого — «nulla dies sine linea» [174], наполнил горы книг. Если бы я обладал смелостью моего друга Г. Гейне, я назвал бы г-на Иеремию гением буржуазной глупости.

«Экономисты слишком склонны… рассматривать определенное количество капитала и определенное число рабочих как орудия производства данной постоянной силы, действующие с известной постоянной интенсивностью… Те… кто говорит… что товары суть единственные факторы производства… утверждают тем самым, что производство вообще не может быть расширено, так как для такого расширения должно быть заранее увеличено количество жизненных средств, сырых материалов и орудий; фактически это равносильно утверждению, что никакой рост производства не может иметь места без его предварительного роста или, другими словами, что никакой рост его невозможен» (S.Bailey. «Money and its Vicissitudes», p. 58, 70). Бейли критикует догму главным образом с точки зрения процесса обращения.

Дж. Ст. Милль говорит в своих «Principles of Political Economy» [b. II, ch. 1, § 3]: «Продукт труда распределяется в настоящее время в обратном отношении к труду: наибольшую его часть получают те, кто никогда не трудится, следующую по величине часть — те, труд которых почти всецело номинален, и так, по нисходящей шкале, вознаграждение становится все меньше и меньше, по мере того как труд делается тяжелее и неприятнее. Человек, занимающийся наиболее утомительным и изнурительным физическим трудом, не может с уверенностью рассчитывать даже на получение самых необходимых жизненных средств». Чтобы избежать недоразумения, замечу, что такие люди, как Дж. Ст. Милль и ему подобные, заслуживают, конечно, всяческого порицания за противоречия между их старыми экономическими догмами и их современными тенденциями, но было бы в высшей степени несправедливо сваливать этих людей в одну кучу с вульгарными экономистами-апологетами.

Я напоминаю здесь читателю, что категории переменный капитал и постоянный капитал впервые введены в употребление мною. Политическая экономия со времен А. Смита смешивает заключающиеся в них определения с различием форм основного и оборотного капитала, порождаемым процессом обращения. Более подробно об этом говорится во втором отделе второй книги.

H. Fawcett, Prof. of Polit. Econ. at Cambridge. «The Economic Position of the British Labourer». London, 1865, p. 120.

Там же, стр. 122, 123.

Можно сказать, что из Англии ежегодно экспортируется не только капитал, но и рабочие — в форме эмиграции. Однако в тексте не имеется в виду имущество переселенцев, которые в значительной своей части не принадлежат к рабочему классу. Большую долю их составляют сыновья фермеров. Английский добавочный капитал, ежегодно вывозимый за границу с целью получения процентов, представляет собой гораздо более значительную величину по сравнению с ежегодным накоплением, чем ежегодная эмиграция по сравнению с ежегодным приростом населения.

Карл Маркс. «Наемный труд и капитал» [см. настоящее издание, том 6]. «При одинаковой степени угнетения масс, страна тем богаче, чем больше в ней пролетариев» (Colins. «L'Economie Politique, Source des Revolutions et des Utopies pretendues Socialistes». Paris, 1857, t. III, p. 331). Под «пролетарием» в экономическом смысле следует понимать исключительно наемного рабочего, который производит и увеличивает «капитал» и выбрасывается на улицу, как только он становится излишним для потребностей возрастания стоимости «господина капитала», как называет эту персону Пеккёр. «Немощный пролетарий первобытных лесов» — это милая фантазия Рошера. Житель первобытного леса — собственник первобытного леса и обращается с первобытным лесом, как со своей собственностью, так же бесцеремонно, как орангутанг. Следовательно, он не пролетарий. Он был бы пролетарием лишь в том случае, если бы первобытный лес эксплуатировал его, а не он этот лес. Что касается состояния его здоровья, то он в этом отношении выдержал бы сравнение не только с современным пролетарием, но и с сифилитическими и золотушными «почтенными людьми». Однако под первобытным лесом г-н Вильгельм Рошер, по всей вероятности. разумеет свою родную Люнебургскую пустошь.

John Bellers. «Proposals for raising a College of Industry». London, 1696, p. 2.

B. de Mandeville. («The Fable of the Bees», 5th ed. London, 1728, примечания, стр. 212, 213, 328.) «Умеренная жизнь и постоянный труд представляют для бедных путь к материальному счастью» (под которым он понимает возможно более длинный рабочий день и возможно меньшее количество жизненных средств) «и к богатству для государства» (т. е. для земельных собственников, капиталистов и их политических сановников и агентов) («An Essay on Trade and Commerce». London, 1770, p. 54).

Идену следовало бы поставить вопрос: чье же творение «гражданские учреждения»? Стоя на точке зрения юридических иллюзий, он считает, что не закон есть продукт материальных производственных отношений, а, наоборот, производственные отношения суть продукт закона. Ленге всего одним словом опрокинул иллюзорный «Esprit des loix» [ «Дух законов»] Монтескьё: «L'esprit des loix, c'est la propriete» [ «Собственность — вот дух законов»] [175].