Эрих Фромм - Искусство быть

Что может быть более наивным? Только самая поверхностная, отчужденная жизнь может не требовать осознанных решений, но она и приносит массу невротических и психосоматических симптомов, например, язву желудка или повышенное давление как проявление неосознанных конфликтов. Если человек не полностью утратил способность чувствовать , если он не стал роботом, то вряд ли сможет избежать болезненных решений.

Это может быть, например, процесс отделения сына от родителей, который может быть для него очень болезненным, если он чувствует, какую боль причиняет этим. Но человек был бы наивен, если бы предполагал, что тот факт, что это решение болезненное и сложное, является признаком его излишней невротичности, и поэтому ему следует заняться психоанализом.

Другим примером является развод. Решение развестись с женой (или мужем) является одним из самых болезненных, но оно может быть необходимым для того, чтобы прекратить длительный конфликт и убрать серьезную помеху для развития своей личности. В этой ситуации тысячи людей верят, что им необходимо прибегнуть к психоанализу, потому что у них есть «комплекс», который делает это решение таким трудным. По крайней мере, так они это осознают. В действительности у них часто есть другие мотивы; чаще всего они просто хотят отложить решение, полагая, что прежде всего они должны при помощи психоанализа полностью понять свою подсознательную мотивацию. Многие пары соглашаются вместе пойти к психоаналитику, прежде чем принять такое решение. То, что психоанализ может длиться два, три, а то и четыре года, их особенно не волнует. Напротив, чем дольше он длится, тем дольше они защищены от принятия решения. Но помимо оттягивания решения с помощью психоанализа у многих из этих людей есть и другие мотивы, осознанные или неосознанные. Некоторые надеются, что психоаналитик примет решение за них или посоветует им, что делать, прямо или посредством «интерпретации». Даже если это не срабатывает, у них есть второе ожидание: психоанализ приведет к такой внутренней ясности, что они смогут принять решение легко и безболезненно. Если же оба эти ожидания не оправдаются, супруги смогут, тем не менее, получить определенную пользу: они уже так устанут говорить о разводе, что быстро примут решение развестись или остаться вместе. В последнем случае у них, по крайней мере, будет тема для разговора, которая интересна обоим: их собственные чувства, страхи, мечты и так далее. Другими словами, психоанализ даст им предмет для общения, хотя по большей части это будут разговоры о чувствах, а не непосредственно чувства друг к другу.

К приведенным примерам можно добавить много других: человек решает оставить хорошо оплачиваемую работу ради более интересной и менее доходной, решение правительства уйти в отставку, но не поступать против своей совести, решение человека участвовать в политическом протесте с риском потерять работу, решение священника поступить по совести и рискнуть потерять приход и все материальные и моральные блага, которые он дает.

Конечно, люди гораздо реже ходят к психоаналитику за помощью в решении конфликтов между муками совести и личными интересами, чем в связи с семейными и личностными конфликтами, описанными ранее. Есть основания полагать, что эти конфликты выходят на первый план, чтобы прикрыть гораздо более тяжелые, фундаментальные и болезненные конфликты между совестью, целостностью, аутотентичностью и личным интересом. Обычно эти конфликты даже не видны, но они легко отбрасываются как иррациональные, романтические, «инфантильные», ненужные импульсы, которым не стоит поддаваться. Тем не менее они являются критическими конфликтами в жизни каждого, гораздо более важными, чем развод, который чаще всего представляет собой всего лишь замену старой модели жизни на новую.

Другая причина не прибегать к психоанализу заключается в опасности, что человек ищет — и находит — в психоаналитике новую отцовскую фигуру, становится от него зависимым и, таким образом, блокирует свое дальнейшее развитие.

Классический психоаналитик скажет, что это не так, что пациент вначале открывает для себя эту подсознательную зависимость от отца, перенося ее на аналитика, а затем, анализируя этот перенос, избавляется и от новой зависимости, и от первоначальной привязанности к отцу. Теоретически это так, и на практике тоже так бывает. Но чаще случается что-то совершенно иное. Психоанализ может на самом деле разорвать связь с отцом, но под прикрытием этой независимости формируется новая связь — с психоаналитиком. Он становится авторитетом, советчиком, мудрым учителем, добрым другом — центральной фигурой в жизни человека. То, что это происходит так часто, является среди прочих одним из изъянов классической теории Фрейда. Ведь основная гипотеза Фрейда состояла в том, что все «иррациональные» феномены, такие, как потребность в сильном авторитете, неординарные амбиции, алчность, садизм, мазохизм, имеют корни в условиях раннего детства; что они являются ключом к позднейшему развитию личности (хотя теоретически даже он признавал определенное влияние врожденных факторов). Таким образом, потребность в сильном авторитете объяснялась укоренившейся реальной детской беспомощностью; и когда аналогичная привязанность появлялась в отношениях с психоаналитиком, это объяснялось «переносом», то есть перенесением ее с одного объекта (отца) на другой (аналитика). Такой перенос существует и является важным психическим феноменом.

Но это объяснение слишком узко. Не только ребенок беспомощен, взрослый тоже. Эта беспомощность имеет корни в самих условиях существования человека, в его «человеческой ситуации». Его пугает сознание многих опасностей: смерти, неуверенности в будущем, ограниченности его знаний; человек не может не чувствовать себя беспомощным. Это экзистенциальное бессилие человека многократно усиливается исторической беспомощностью, которая существует во всех обществах, в которых элита устанавливает эксплуатацию большинства, делая его гораздо более беспомощным, чем в странах естественной демократии. Она существовала в самых примитивных формах человеческого общества [29] См. обсуждение этого вопроса в моей книге «Анатомия человеческой деструктивности». и может существовать в будущих формах, основанных на солидарности, а не на антагонизме.

Таким образом, как по экзистенциальным, так и по историческим причинам человек стремится привязаться к разнообразным «магическим помощникам»: шаманам, священникам, королям, политическим лидерам, родителям, учителям, психоаналитикам, а также ко многим институтам, например, церкви или государству. Те, кто эксплуатировал человека, обычно предлагали себя — и с готовностью принимались — в качестве таких отцовских фигур. Человек предпочитает подчиняться тем людям, которые предположительно хотят как лучше, чем признать, что он подчиняется только из-за страха и беспомощности.