Эрих Фромм - Искусство быть

То, что мы имеем , это — наша собственность, и так как каждый «имеет» свое тело, то можно сказать, что собственность имеет прочные корни в самом физическом существовании человека. Но даже если эта мысль и выглядит хорошим аргументом в пользу универсальной природы собственности, она вряд ли послужит доказательством этого, потому что не верна. У раба нет своего собственного тела; оно не может быть использовано, продано или уничтожено в соответствии с его волей и прихотью. Раб в этом отношении отличается даже от самого эксплуатируемого рабочего; последний не является собственником энергии своего тела, потому что старается продать ее собственнику капитала, который покупает энергию работника. (Однако, поскольку в условиях капитализма у него нет иного выбора, нужно признать, что даже его право собственности на свое тело находится под вопросом.) Как можно считать, что я чем-то владею, когда кто-то еще вправе использовать то, что я имею?

Мы оказываемся в центре широко обсуждаемой проблемы, в которой все еще существует большая доля неразберихи: что же такое собственность ? Сильная потребность в осмыслении понятия собственности была связана с революционными лозунгами отмены частной собственности. Многие думали, что их личная собственность — одежда, книги, мебель и т. п., даже супруги — будет ликвидирована и «национализирована» [40] Я четко помню свой шок от фантастического сообщения во «Франкфуртер Рундшау», во многом эквивалентного публикации в «Нью-Йорк таймс», из Мюнхена в 1919 году о том, что Густав Ландауэр, один из заметных немецких гуманистов, занимавший в то время пост министра культуры в недолговечной Баварской Республике, приказал национализировать женщин! . (Заметим, что некоторые жизнелюбы уже сегодня фактически начали «обобществлять» своих жен между собой, но большинство людей придерживаются политически консервативных взглядов.)

Маркс и другие социалисты никогда не предлагали такой глупости, как необходимость обобществления личной собственности, то есть вещей, которыми пользуется человек. Они относили это к собственности в форме капитала, то есть средств производства, к тому, что позволяет собственнику производить товары, даже ненужные обществу, и диктовать рабочему свои условия, потому что он, собственник, «дает» ему работу.

В противовес взглядам социалистов профессора политэкономии утверждали, что любая собственность является «естественным» правом, независящим от человеческой природы, и что она была все время существования человеческого общества. Посещая несколько курсов по истории экономики в 1918–1919 годах, я неоднократно слушал лекции знаменитых профессоров, которые трактовали со всей серьезностью, что капитал не является единственной характеристикой капитализма, что даже для примитивных племен, которые использовали раковины каури в качестве средства обмена, справедливо утверждение, что они владели капиталом; следовательно, капитализм стар, как мир. Этот пример с первобытными людьми на самом деле выбран неудачно. Мы теперь знаем даже лучше, чем раньше, что у большинства примитивных народов не было частной собственности, за исключением вещей, которые служили непосредственно их личным нуждам, таким, как одежда, украшения, инструменты, сети, оружие. Фактически большинство классических взглядов на происхождение и функционирование частной собственности могут служить обоснованием того, что в природе все вещи являются общими (взгляды антропологов я представил в работе «The Anatomy of Human Destructiveness» ). Даже отцы церкви косвенно разделяют это мнение. В соответствии с ним собственность была и результатом, и общественной мерой греха жадности, который появился вместе с падением человека; другими словами, частная собственность была результатом этого падения так же, как господство мужчины над женщиной и конфликт между человеком и природой.

Полезно различать разные взгляды на собственность, которые иногда смешиваются. Во-первых, понимание собственности, как на абсолютного права на некий объект (живой или неживой), не важно, сделал ли собственник что-нибудь для того, чтобы произвести его, или унаследовал, получил его в качестве подарка либо украл. Отбросив последнюю часть этого утверждения, которая требует некоторой оценки как взаимоотношений между людьми, так и законов цивилизованного общества, основные системы римского права и современного государства говорят о собственности именно в этом смысле. Право собственности всегда гарантируется национальными и международными законами, то есть, по существу, насилием, которое «использует» закон. Другая концепция, главным образом популярная в философии эпохи Просвещения XVII века, утверждает, что право владения зависит от усилий, которые человек приложил, чтобы создать объект владения. Характерным является взгляд Джона Локка, заключающийся в том, что если человек добавляет свой труд к чему-нибудь, что в данный момент является ничейной собственностью (res nullius), то оно становится его собственностью. Но мнение Локка о роли продуктивного участия в создании собственности изначально нуждается в дополнении, что право собственности, созданное одним человеком, может свободно перейти к другим, которые не работали для этого. Это уточнение, очевидно, является необходимым, так как иначе Локк неизбежно должен был прийти к выводу, что рабочие могут заявлять о продуктах их труда как об их собственности [41] См. Stanley I. Bern. Property. // The Encyclopedia of Philosophy. N.-Y.,1967. .

Третий взгляд на собственность, который, по существу, перечеркивает вышеизложенные концепции и основан на метафизическом и духовном значении собственности для человека, проистекает из подходов, провозглашенных Гегелем и Марксом. По Гегелю (в его работе «Философия права», главы 41 и 45), собственность была необходима, потому что «человек должен был переносить свою свободу на внешнюю сферу, чтобы достичь идеального существования», а собственность — это «первое олицетворение свободы и потому являет собой реальную цель». Хотя при поверхностном чтении можно сказать, что в этом утверждении Гегеля нет ничего, кроме обоснования святости частной собственности, оно существенно глубже, просто здесь не хватит места для объяснения философии Гегеля, необходимой для полного понимания. Маркс сформулировал эту проблему полностью ad personam и без какой-либо философской мистификации. Как и для Гегеля, собственность для него была воплощением человеческих желаний. Но поскольку собственность, создаваемая человеком, принадлежала не ему, а владельцу средств производства, то до тех пор, пока человек был отчужден от собственного труда, собственность не могла ему принадлежать. Только когда появятся общественные предприятия, где результат личности зависит от результата всех, понятия «мое» и «твое» станут бессмысленными. В такой общине труд как таковой, то есть отчужденный труд [42] Позиция Маркса в вопросе об отчуждении труда противоречива. Иногда он рассматривает неотчужденный труд как наивысшее достижение жизни, но делает окончательный вывод о том, что свободное время и его неотчужденное использование являются высшей целью жизни. , должен стать приятным, а владение чем-то, кроме объектов, которые человек использовал, — абсурдом. Каждый должен получать не соответственно количеству выполненной работы, а по потребностям. (Здесь, конечно, под потребностями понимается то, что человеку действительно необходимо, а не искусственные, вредные потребности, навязанные ему производством.)