Николай Устрялов - Национал-большевизм

Февральскую революцию Устрялов, как и подавляющее большинство русской интеллигенции, восторженно приветствовал, она ему виделась победой «истины над ложью, добра над злом», открывающей перед страной «безбрежные, исключительные по своей грандиозности» перспективы. Разочарование наступит быстро (записи в дневнике: от 22 марта — «На краю пропасти стоим, опасность смертельная»; от 13 июля — «Стыдно чувствовать себя русским <���…> Вот и русская революция! <���…> Гниль кругом, всюду распад, разложение» [5] Устрялов Н.В. Указ. соч. — С.136, 138. ), а через восемь лет, подводя итоги «великой и бескровной» ее прежний энтузиаст покаянно признается: «Это воистину был распад» (что, кстати, осознал еще один бывший «февралист» — Ильин, но так и не понял другой — Федотов). Но в ту пору Устрялов все-таки надеется на лучшее, активно включается в политическую деятельность кадетов (диалектически превратившихся из «партии революции» в «партию порядка»): пишет популярные брошюры для «Библиотеки народной свободы» («Революция и война», «Что такое Учредительное Собрание», «Ответственность министров» и др.), ездит с курсом лекций по городам России, агитируя за Временное правительство, и даже посещает Юго-западный фронт с «культурно-просветительскими целями». Он последовательно отстаивает ценности либеральной демократии (которые очень скоро будет блистательно развенчивать), но в то же время — и необходимость сильного государства, способного справиться с разрухой и довести войну до победного конца, — такая позиция типична для правого крыла кадетов. Параллельно, в течение всего академического года 1917–1918 гг. приват-доцент ведет преподавательскую деятельность: читает при Московском университете и при Народном университете им. Шанявского курс по истории русской политической мысли. Продолжается и сотрудничество в «УР», к коему добавились публикации в журнале «Народоправство».

Октябрьский переворот Устрялов (опять-таки как почти вся русская интеллигенция) воспринимает как национальную катастрофу, о чем красноречиво говорят его яркие антибольшевистские филиппики в «УР» и в еженедельнике «Накануне», фактическим редактором которого он являлся в апреле-июне 1918 г. После закрытий обоих изданий, оставшийся без работы правовед некоторое время возглавляет губернский калужский комитет кадетов, затем из-за угрозы ареста бежит в Москву, а оттуда в Пермь, где его избирают профессором местного университета. После занятия Перми белыми войсками он перебирается в Омск и получает должность юрисконсульта управления делами правительства Колчака, а позднее становится директором пресс-бюро отдела печати при правлении Верховного правителя и Совета министров, одновременно будучи начальником отдела иностранной информации Русского бюро печати и фактическим редактором ежедневной газеты «Русское дело». Иными словами, Устрялов сделался одним из главных руководителей колчаковского агитпропа. В октябре 1919 г. он избирается председателем Восточного бюро кадетской партии. По мнению М. Агурского, «именно Устрялов оказал решающее влияние на Колчака, дабы отделить его от левого крыла [его сторонников]. Он возглавил даже правую оппозицию Колчаку, с которой тот весьма считался» [6] Агурский М. Указ. соч. — С. 67. . «Бардом диктатуры», «теоретическим столпом омского разбоя» называли его впоследствии оппоненты из умеренных социалистов. После падения Омска в ноябре 1919 г. Николай Васильевич эвакуируется в Иркутск, где находится до окончательного крушения Колчака, а 12 января 1920 г. в поезде японской военной миссии бежит в Читу, откуда переезжает в Маньчжурию и вместе с женой Натальей Сергеевной оседает в Харбине — дальневосточной столице Русского Зарубежья.

Харбин — центральный этап жизни и творчества нашего героя, продлившийся 15 лет. Именно в этот период он и стал тем самым Устряловым, чье имя превратилось в символ целого направления общественно-политической мысли. Харбин явился теплым и надежным «гнездом», где мыслитель надолго обрел житейскую стабильность, «крепкий тыл», опираясь на который он мог сосредоточиться на обосновании и развертывании своих новых концепций. В Харбине супруги Устряловы наконец-то находят подлинное семейное счастье — у них рождаются два сына Сергей и Лев (еще один ребенок умер в младенчестве). Кроме того, это время (1920–1935 гг.) совпало с самым продуктивным возрастом мужчины — 30–45 лет, когда происходит творческое плодоношение, подготовленное годами юношеских исканий и ученических штудий, — выплеск того главного, что определяет его существо, того, что он, и только он, может сказать «городу и миру», и отвердение этого выплеска как неповторимого духовного лица, называемого оригинальностью…

В марте 1920 г. деятельный, полный сил профессор-юрист становится первым деканом созданных по его инициативе Высших экономико-юридических курсов при Харбинском коммерческом училище, летом 1922 г. преобразованных в Харбинский Юридический факультет. Здесь он преподает государственное право, руководит философским кружком, редактирует некоторые тома факультетских «Известий». Но Устрялов не может не реагировать на «злобу дня», и вот он — ведущий харбинский публицист, провозгласивший парадоксальный тезис о неизбежности перерождения Советской власти в национальную русскую государственность, постоянный автор газеты «Новости жизни» и журналов «Сунгарийские вечера», «Вестник Маньчжурии», «Окно», издатель собственного альманаха «Русская жизнь». Одна за другой появляются его дерзкие, провокационные, вызывающие восторг и ненависть, книги, заложившие фундамент национал-большевистской идеологии — сборники статей «В борьбе за Россию» (1920), «Под знаком революции» (1925, 2-е издание 1927), «Наше время» (1934); брошюры «Россия (у окна вагона)» (1926), «Hic Rohdus, hic salta» (1929), «Проблема Пан-Европы» (1929), «На новом этапе» (1930); научные исследования «Политическая доктрина славянофильства» (1925), «О фундаменте этики» (1926), «Этика Шопенгауэра» (1927), «Итальянский фашизм» (1928), «О политическом идеале Платона» (1929), «Проблема прогресса» (1931), «Понятие государства» (1931), «Элементы государства» (1932), «Германский национал-социализм» (1933). Имя Устрялова начинает «греметь». Сначала в эмиграции, где у него появляются союзники — участники получившего скандальную известность сборника «Смена вех» (1921) во главе со старым товарищем Ключниковым, печатавшие работы «предтечи» в своих изданиях — парижском журнале «Смена вех» и берлинской газете «Накануне», и противники — вся остальная часть политического спектра Русского Зарубежья, от крайне правых из Высшего монархического совета до меньшевиков из Заграничной делегации РСДРП, от Маркова до Мартова. Чуть позже — на родине, где возник даже грозный ярлык, наклеивавшийся неблагонадежным — «устряловщина», а творцы «первого в мире социалистического государства» обругивали друг друга «устряловцами» или «полуустряловцами». Почти на каждую новую статью скромного харбинского профессора следует весьма нервная реакция советских вождей (кстати сказать, никто из них ни пол словом не обмолвился об эмигрантской публицистике Ильина или Федотова). В 1925 г. Устрялов принимает советское гражданство и поступает на службу в Учебный отдел Китайско-Военной железной дороги (КВЖД). В 1928 г. он уже — директор Центральной библиотеки КВЖД. Летом 1925 г. Николай Васильевич совершает поездку в дорогую его сердцу Москву, где выходит в то время официально разрешенный сменовеховский журнал «Россия», чьим автором является и он.