Фридрих Ницше - Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей

Глубочайшая и презренная изолганность христианства в Европе: мы, действительно, поделом заслуживаем презрения арабов, индусов, китайцев... Только прислушайтесь к речам первого государственного мужа Германии о том, что занимало Европу последние сорок лет... — и вы услышите голос придворного проповедника Тартюфа {152} 152 «Первый государственный муж» — Бисмарк (см. прим. к § 57 ), канцлер Германии 1871–90, проводил нарочито «честную и открытую политику», что дало британскому министру иностранных дел Дизраэли повод сказать: «Берегитесь этого человека, он и в самом деле говорит то, что думает!» На деле же Бисмарк решающим аргументом в политической и дипломатической борьбе считал силу. .

«Вера» или «дела» ? — Но то, что вместе с «делом», вместе с привычкой к определённым делам зачинается и определённая оценка и в конечном счёте образ мыслей , это так же естественно, как противоестественно предположить, что из голой оценки могут воспоследовать «дела». Человеку надобно упражняться — и не в усилении своих ценностных эмоций, а в действовании; сперва надо уметь что-то делать... Христианский дилетантизм Лютера {153} 153 Цитируя известные слова апостола Павла: «Человек оправдывается верою...» (см. прим. к § 167 ), Лютер вкладывал в них именно тот смысл, что истинная вера, если она есть, делает ненужными любые «христианские» поступки, за что подвергся жесточайшим нападкам со стороны католических богословов (1521). . Вера — главная и спасительная опора. А подоплёка тут — глубокая убеждённость Лютера и ему подобных в их неспособности к христианским делам, то есть факт личной биографии, задрапированный глубочайшим сомнением в том, не есть ли всякое деяние грех и от лукавого: так что в итоге весь смысл существования сосредотачивается на отдельных, хотя и крайне напряжённых, состояниях бездействия (молитва, благоговение и т. д.). — В итоге он даже оказался прав: инстинкты, выражающиеся во всех деяниях реформации, — из самых жестоких, какие только есть на свете. Только в абсолютном отвлечении от самих себя, в погружении в прямую свою противоположность , только как иллюзию («веру») они и могли своё существование вынести.

— «Что делать, чтобы уверовать?» — Абсурдный вопрос. Главный изъян христианства — это воздержание от всего того, что Иисус повелел делать .

Это убогая жизнь, но истолкованная с презрением во взгляде.

Вступление в истинную жизнь — ты спасаешь свою личную жизнь от смерти, живя жизнью всеобщей .

Христианство превратилось в нечто в корне отличное от Того, что делал и чего хотел его основатель. Это великое антиязыческое движение древности, сформулированное с использованием жизни, учения и «слов» основателя христианства, однако посредством абсолютно произвольной их интерпретации по шаблону диаметрально различных потребностей и в переводе на язык всех уже существующих подземных религий .

Это приход пессимизма, тогда как Иисус хотел принести людям мир и счастье агнцев, — и притом пессимизма слабых, попранных, страдальцев, угнетённых.

Их заклятый, смертный враг — это: 1. сила в характере, уме и вкусе; «мирское»; 2. классическое «счастье», благородная лёгкость и скепсис, несгибаемая гордость, эксцентрическое распутство и холодная самодостаточность мудреца, греческая утончённость в жесте, слове и форме; и римлянин , и грек им в равной мере — смертельный враг.

Попытка антиязычества обосновать и осуществить себя в философии: его чутьё к двусмысленным фигурам древней культуры, прежде всего к Платону, этому инстинктивному семиту и антиэллину {154} 154 Об «антиэллинизме» Платона см. у Ницше далее (§ 427 и прим.). ... Равно как и чутьё к стоицизму, который в существенной степени тоже дело семитов («достоинство» как строгость и закон, добродетель как величие, как ответственность за себя, как авторитет, как высший суверенитет личности — всё это семитское: стоик — это арабский шейх, только в пелёнках греческих понятий).

Христианство только возобновляет борьбу, которая уже велась против классического идеала, против благородной религии.

На самом деле всё это преобразование есть перевод на язык потребностей и уровень понимания тогдашней религиозной массы — той массы, которая поклонялась Изиде, Митре, Дионису, «великой праматери» и которая требовала от религии:

1. надежды на потустороннюю жизнь;

2. кровавой фантасмагории жертвенного животного — «мистерии»;

3. спасительного деяния , святой легенды;

4. аскетизма, отрицания мира, суеверного «очищения»;

5. иерархии как формы построения общины.

Короче: христианство приспосабливается к уже существующему, повсюду нарождающемуся анти-язычеству , к культам, которые опроверг Эпикур... точнее, к религиям угнетённой массы, женщин, рабов, не-знатных сословий .

В итоге же перед нами следующие недоразумения:

1. бессмертие личности;

2. мнимый иной мир;

3. абсурдность понятий преступления и наказания, поставленных в центр истолкования мира;

4. разбожествление человека вместо его обожествления, разверзание глубочайшей пропасти, которую можно преодолеть только чудом, только в прострации глубочайшего самопрезрения;

5. целый мир порочных представлений и болезненных аффектов вместо простой и полной любви житейской практики, вместо достижимого на земле буддистского счастья;

6. церковный порядок, с клиросом, теологией, культом, святынями; короче, всё то, против чего ратовал Иисус из Назарета;

7. чудеса везде и всюду, засилье суеверия: тогда как отличием иудаизма и древнейшего христианства было как раз их неприятие чуда, их относительный рационализм .

Психологическая предпосылка: незнание и бескультурье , невежество, напрочь забывшее всякий стыд — достаточно представить себе этих бесстыдных святых, и где — в Афинах:

— иудейский инстинкт «избранничества» {155} 155 Обозначение «сынов Израиля» как избранного Богом народа, встречающееся уже в древних текстах (в значении «избранные для служения», 1 Пар. 16:13), в послепленную эпоху (VI–V вв.) окончательно стало обозначением единственно праведного народа (Вт. 4:37, 7:6, 14:2–7, Второисайя — Ис. 45:4). (они без всяких церемоний присваивают себе все добродетели , а остальной мир считают своей противоположностью — верный знак низости души );

— совершенное отсутствие действительных целей {156} 156 Нем. Ziel, см. прим. к § 141 . , действительных задач , для решения которых требуются иные добродетели, кроме ханжества, — от этой работы их избавило государство ; бесстыдный народец всё равно делал вид, будто государство здесь совершенно не причём.