Фридрих Ницше - Веселая наука (La Gaya Scienza)

Мысли и слова.

Даже свои мысли нельзя вполне передать словами.

Похвала через выбор.

Художник выбирает свои сюжеты: это его манера хвалить.

Математика.

Мы хотим внести тонкость и строгость математики во все науки, поскольку это вообще возможно; мы желаем этого не потому, что рассчитываем таким путем познавать вещи, но для того, чтобы установить этим наше человеческое отношение к вещам. Математика есть лишь средство общего и высшего человековедения.

Привычка.

Всякая привычка делает нашу руку более остроумной, а наше остроумие менее проворным.

Книги.

Какой толк в книге, которая даже не уносит нас от всех книг?

Вздох познающего.

“О, эта моя алчность! В этой душе нет никакой самоотверженности — скорее, ненасытная самость, которая тщится из многих индивидов как бы видеть своими глазами и как бы хватать своими руками, — самость, стягивающая к себе все прошлое и не желающая потерять что-либо из того, что могло бы вообще принадлежать ей! О, это пламя моей алчности! О, если бы я возродился в сотне существ!” — Кто не знает из опыта этого вздоха, тому неведома и страсть познания.

Вина.

Хотя проницательнейшие судьи ведьм и даже сами ведьмы были убеждены в том, что они виновны в колдовстве, вины тем не менее не было. Так обстоит дело со всякой виной.

Неузнанные страдальцы.

Величественные натуры страдают иначе, чем это воображают себе их почитатели: пуще всего страдают они от неблагородных, мелочных вспышек, выводящих их из себя в какие-то злые мгновения, короче, от сомнений в собственном величии — и вовсе не от жертв и мученичества, которых требует от них их задача. Пока Прометей сострадает людям и жертвует собою ради них, он счастлив и велик в себе самом; но стоит лишь ему почувствовать зависть к Зевсу и к почестям, оказываемым последнему смертными, как он начинает страдать!

Лучше должником.

“Лучше оставаться должником, чем расплачиваться монетой, не носящей нашего образа!” — так требует этого наша суверенность.

Всегда дома.

В один прекрасный день мы достигаем нашей цели — и впредь с гордостью указываем на проделанный нами долгий путь. В действительности мы не замечали, что мы в пути. Нам потому и удалось уйти столь далеко, что мы на каждом месте мнили себя дома.

Против затруднительного положения.

Кто всегда глубоко погружен в дело, тот выше всякого затруднительного положения.

Подражатели.

А: “Как? ты не хочешь никаких подражателей?” — Б: “Я не хочу, чтобы мне в чем-либо подражали; я хочу, чтобы каждый сам сделал себе то, что делаю я”. — А: “Следовательно —?”

Кожный покров.

Все глубокие люди находят свое блаженство в том, чтобы однажды уподобиться плавающим рыбам и резвиться на верхушках волн; они наиболее ценят в вещах их свойство — иметь поверхность: их кожный покров — sit venia verbo.

Из опыта.

Иной и не ведает, как он богат, покуда не узнает, какие богатые люди все еще обворовывают его.

Отрицатели случайности.

Ни один победитель не верит в случайность.

Из рая.

“Добро и зло суть предрассудки Божьи”, сказала змея.

Таблица умножения.

Один всегда неправ: но с двоих начинается истина. — Один не может доказать себя: но двоих уже нельзя опровергнуть.

Оригинальность.

Что такое оригинальность? Видеть нечто такое, что не носит еще никакого имени и не может быть еще названо, хотя и лежит на виду у всех. Как это водится у людей, только название вещи делает ее вообще зримою. — Оригиналы, большей частью, были и нарекателями.

Sub specie aeterni.

А: “Ты все быстрее удаляешься от живущих: скоро они вычеркнут тебя из своих списков!” — Б: “Это единственное средство разделить с мертвыми их преимущество”. — А: “Какое преимущество?” — Б: “Не умирать больше”.

Без тщеславия.

Когда мы любим, мы хотим, чтобы наши недостатки оставались скрытыми — не из тщеславия, но чтобы любимому существу не пришлось страдать. Да, любящий хотел бы выглядеть неким богом — и опять же не из тщеславия.

Что мы делаем.

Что мы делаем, того никогда не понимают, но всегда лишь хвалят и порицают.

Последний скепсис.

Что же такое в конце концов человеческие истины? — Это — неопровержимые человеческие заблуждения.

Где нужна жестокость.

Кто обладает величием, тот жесток к своим добродетелям и расчетам второго ранга.

С одной великой целью.

С одной великой целью оказываешься сильнее даже справедливости, не только своих поступков и своих судей.

Что делает героическим?

Одновременно идти навстречу своему величайшему страданию и своей величайшей надежде.

Во что ты веришь?

В то, что все вещи должны быть наново взвешены.

Что говорит твоя совесть?

“Ты должен стать тем, кто ты есть”.

В чем твои величайшие опасности?

В сострадании.

Что ты любишь в других?

Мои надежды.

Кого называешь ты плохим?

Того, кто вечно хочет стыдить.

Что для тебя человечнее всего?

Уберечь кого-либо от стыда.

Какова печать достигнутой свободы?

Не стыдиться больше самого себя.

ЧЕТВЕРТАЯ КНИГАSANCTUS JANUARIUSТы, что огненною пикой

Лед души моей разбил

И к морям надежд великих

Бурный путь ей проложил:

И душа светла и в здравье,

И вольна среди обуз

Чудеса твои прославит,

Дивный Януариус!

Генуя, в январе 1822 года

На Новый год.

Еще живу я, еще мыслю я: я должен еще жить, ибо я должен еще мыслить. Sum/ ergo cogito: cogito, ergo sum. Сегодня каждый позволяет себе высказать свое желание и заветнейшую мысль: что ж, и я хочу сказать, чего бы я желал сегодня от самого себя и какая мысль впервые в этом году набежала мне на сердце, — какой мысли сподобилось стать основой, порукой и сладостью всей дальнейшей моей жизни! Я хочу все больше учиться смотреть на необходимое в вещах, как на прекрасное: так, буду я одним из тех, кто делает вещи прекрасными. Amor fati: пусть это будет отныне моей любовью! Я не хочу вести никакой войны против безобразного. Я не хочу обвинять, я не хочу даже обвинителей. Отводить взор — таково да будет мое единственное отрицание! А во всем вместе взятом я хочу однажды быть только утвердителем!