Александр Дьяков - Философская традиция во Франции. Классический век и его самосознание

© Дьяков А. В., 2021

© Политическая энциклопедия, 2021

В статье-ответе на вопрос «Что такое Просвещение?» (1784) Кант, дав свое знаменитое определение («Просвещение – это выход человека из состояния несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине» [1]), задает вопрос о той эпохе, в которую он живет, и отвечает на него, что «мы живем в век просвещения » [2]. Этот текст всегда признавался весьма значимым, его часто цитировали и интерпретировали на разные лады. Однако для наших целей интереснее всего тот комментарий, что дает Мишель Фуко в своей лекции от 5 января 1984 г.:

…Вопрос, который в первый, хотя и не в последний раз… появляется у Канта, – это вопрос о настоящем, вопрос о современности: что происходит сегодня? Что происходит сейчас? Что такое «сейчас», внутри которого мы так или иначе пребываем, и что это за место, та точка, [в которой] я пишу?.. Вопрос ставится о том, что такое настоящее. Во-первых, он касается определения некоего элемента настоящего, поскольку речь идет о том, чтобы распознать, различить, вычленить его среди прочих. Что в настоящем делает современной философскую мысль? Во-вторых, сам вопрос и тот ответ, что пытается на него дать Кант, показывают, что этот элемент является носителем или выразителем процесса, связанного с мыслью, знанием, философией. И наконец, в-третьих, в этом размышлении об элементе настоящего, несущего или обозначающего процесс, речь идет о том, чтобы показать, в чем и как тот, кто говорит в качестве мыслителя, ученого, философа, сам является частью этого процесса. А это еще сложнее. Нужно показать не только то, в чем он является частью этого процесса, но и как, будучи его частью, он в качестве философа или мыслителя играет в этом процессе определенную роль, оказываясь одновременно и элементом, и действующим лицом.

Короче, в тексте Канта появляется вопрос о настоящем как о философском событии, к которому принадлежит говорящий о нем философ. Итак, если рассматривать философию как форму дискурсивной практики со своей собственной историей, с игрой между вопросом «Что такое Aufkl ä rung ?» и предлагаемым Кантом ответом, мы увидим, что философия (и, мне кажется, мы не так уж погрешим против истины, сказав, что происходит это впервые) сталкивается с появлением своей собственной дискурсивной современности, изучаемой как событие, о смысле, ценности и философской единичности которого она высказывается и в котором она находит одновременно свой смысл и основание того, о чем она говорит. Таким образом, философская практика или, скорее, философ, изрекающий свой философский дискурс, не может избежать постановки вопроса о его принадлежности к этому настоящему. То есть это уже не совсем или даже совсем не вопрос о его приверженности к доктрине или традиции, не вопрос о его принадлежности к человеческому сообществу в целом, но вопрос о его принадлежности к настоящему, если угодно, о его принадлежности к некоему «мы», имеющему большее или меньшее отношение к совокупности культурных характеристик его собственной современности [3].

Безусловно, Фуко прав в том отношении, что в таких условиях и именно таким образом вопрос о современности философия впервые поставила устами Канта. Однако нам представляется, что и всегда вообще, во всякую эпоху философия разными способами ставит этот вопрос. Цель нашей книги – проследить историю этих способов на всем протяжении существования французской философии. Посмотреть, каким образом французская философия мыслила себя в своей современности – той или иной современности, в зависимости от исторической эпохи. Той исторической эпохи, в которую сформировалась та или иная философия и предельным выражением самоощущения которой она явилась [4].

История философии нередко обращается к теме «самосознания» философов или философии в целом. Например, Г. П. Федотов ставит задачей своей книги, посвященной Абеляру, «нарисовать не столько характер , сколько самосознание Абеляра. Только самосознание есть явление культуры, а не природы» [5] Федотов Г. П. Абеляр. СПб.: Изд-во Брокгауз-Ефрон, 1924. С. 62. . Нельзя не согласиться с этой позицией: действительно, только здесь мы можем видеть жизнь рефлексирующего разума, только здесь можно прикоснуться к философии, а не к ее непосредственным или побочным продуктам. Вопрос только в том, как это сделать: как искать это самосознание философа, не получая ни телеологическую историю философии в гегелевском духе, ни парциальные объекты вроде черепа Вольтера в детстве. Недаром Поль Валери в своей лекции о Декарте заметил: «Мы по собственному опыту прекрасно знаем, что личность едина и тождественна себе только извне и в чужих глазах» [6].

Конечно, можно сказать, что рефлексия по поводу своего времени и положения рефлексирующего философа в этом времени не является какой-то константой в истории мысли, что поставленный таким образом вопрос о своей современности можно с большой осторожностью приписывать Декарту, тогда как его предшественники попросту не могли проблематизировать свою современность (modérne), потому что этого не позволяла эпистемологическая формация. А уж ожидать чего-то в этом роде от средневековых схоластов, философский статус которых довольно шаток, и вовсе не приходится. И тем не менее, человек всегда каким-то образом оценивает свою современность и свое место в ней.