Питер Сингер - Гегель: краткое введение

Введение понятия вожделения говорит об изменении об­ласти интересов Гегеля от теоретических проблем нахожде­ния истины к практическим задачам изменения мира. Здесь намечается то, что впоследствии будет обозначено как «един­ства теории и практики» и сыграет важную роль в развитии марксистских взглядов. Истина должна достигаться не толь­ко путем созерцания, но и путем преобразования мира. На надгробной плите Карла Маркса выгравированы слова зна­менитого одиннадцатого тезиса о Фейербахе: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключа­ется в том, чтобы изменить его». Маркс, конечно, думал о Гегеле как об одном из «философов», и это неудивительно: нет сомнений в том, что Маркс подразумевал куда более радикальное изменение мира, чем об этом мог думать Ге­гель. Тем не менее в основе высказывания Маркса лежит идея, которая может быть найдена в «Феноменологии духа»: самосознающее бытие понимает, что для того, чтобы осоз­нать себя полностью, необходимо начать с изменения внеш­него мира и преобразования его в свой.

Вожделение появляется как выражение того, что само­сознание нуждается в объекте вне его, но затем находит себя ограниченным всем внешним. Однако желать — значит быть неудовлетворенным. Тогда вожделение — используем типич­ную для Гегеля игру слов — состояние неудовлетворенности для самосознания. Даже хуже, самосознание кажется обре­ченным на это состояние, поскольку, если предмет желания утратит свой статус независимого объекта, самосознание раз­рушит основы собственного существования. Гегель разре­шает эту дилемму так: он делает объектом самосознания другое самосознание. В этом случае перед самосознающим бытием оказывается другой объект для противопоставления, но выясняется, что это отнюдь не простой объект, которым следует овладеть и подвергнуть «негации» как нечто внеш­нее, но другое самосознание. Последнее наделено способ­ностью делать чуждое своим и таким образом устранять себя как внешний объект.

Не волнуйтесь, если это покажется непонятным. В самом гегелевском тексте это еще менее определенно. Один из комментаторов, Айван Солл, отмечает «крайнюю туманность» Гегеля в этом вопросе. Другой исследователь, Ричард Норман, бегло проскальзывает этот раздел, отме­чая лишь, что, поскольку большая часть этого раздела ему непонятна, он скажет о нем лишь совсем немного. Основ­ная мысль Гегеля состоит в следующем: для становления самосознанию требуется не просто внешний объект, а другое самосознание. Можно дать такое объяснение: уви­деть себя можно, лишь посмотревшись в зеркало. Для того чтобы познать себя как самосознающее бытие, необходи­мо иметь возможность наблюдать другое самосознающее бытие и таким образом понять, что такое самосознание. По-другому эту идею можно объяснить так: самосознание способно развиваться только в системе общественных отношений. Ребенок, растущий в полной изоляции от других людей, наделенных самосознанием, никогда не достигнет умственного развития выше уровня простого сознания, так как самосознание проистекает из жизни общества.

Обе интерпретации одинаково правдоподобны. К сожа­лению, их трудно соотнести с теми понятиями, которые использовал Гегель. Впрочем, хотя бы одно из них должно пролить свет на то, что хотел сказать философ.

Мы подошли к разделу «Феноменологии», вызывающему наибольшее восхищение. Речь пойдет о двух типах самосоз­нания. Для простоты изложения обозначим самосознающее бытие как личность. (Разумеется, сам Гегель ни до каких упрощений не снисходил.) Тогда каждой личности, чтобы осознать себя, нужна другая. Что конкретно требуется од­ной личности от другой? Гегель полагает, что это признан- ность. Чтобы понять точку зрения Гегеля, нужно знать, что немецкое слово Selbstbewufitsein (самосознание) может так­же означать «самонадеянность, самоуверенность». Второе значение слова подкрепляет идею Гегеля, что мое самосоз­нание ставится под угрозу существованием другой личнос­ти, не признающей меня как личность. Следуя совету Ричар­да Нормана, мы можем обратиться к работам экзистенциа­листских психиатров, например, Р.Д. Лейнга. Если ценность личности систематически не признается всеми, от кого она зависит (как может, к примеру, происходить в семье, где один из членов оказывается козлом отпущения за проблемы всех), то ее чувство самоидентичности может быть серьезно нарушено. Результатом лишения признанности, по Лейнгу, будет шизофрения.

Если идея о необходимости признанности все еще не совсем ясна, проведем аналогию с государством, получа­ющим дипломатическое признание. Важность диплома­тического признания очевидна: одни государства пред­принимают отчаянные попытки, чтобы добиться его, а другие — всячески стремятся воспрепятствовать этому. Пока страна не будет признана другими членами миро­вого сообщества, она не будет полноценным государ­ством. Дипломатическое признание носит двоякий харак­тер: оно делает не больше, чем признает нечто, уже существующее, и в то же время не меньше, чем превра­щает страну в полноправное государство. Такой же осо­бенностью отличается и идея Гегеля.

Потребность в признанности обоюдна. Поэтому можно предположить, что люди признают друг друга и на этом успокоятся. Но вместо этого Гегель говорит, что самосознание стремится к тому, чтобы стать чистым. Для этого оно должно показать, что не связано простыми материальными объекта­ми. В действительности, самосознание затрагивается мате­риальным объектом двумя способами: собственным телом и телом личности, от которой оно ждет признавания. Для того чтобы преодолеть связанность обоими материальными объек­тами, нужно вступить в борьбу не на жизнь, а на смерть с другой личностью: стремясь уничтожить другого, показать, что не зависишь от его тела, и, рискуя собственной жизнью, доказать, что не пребываешь в плену своего. Поэтому изна­чально взаимоотношения двух индивидов — не спокойное обоюдное признавание, а борьба.

Оценить эту идею Гегеля можно по-разному. Казалось бы, философ хотел показать, что яростная борьба — не слу­чайное событие в человеческих отношениях, а неотъемле­мая составляющая процесса становления личности. А может быть, его намерением было убедить нас, что люди, не рис­кующие своей жизнью, не являются настоящими или полно­ценными личностями? Вероятно, лучше было бы — и несом­ненно более гуманно — рассмотреть процесс становления личности как раскрытие уже присущих ей качеств (напри­мер, доказывая теорему, мы тем самым не делаем ее истин­ной, а лишь показываем, что она будет таковой при любых условиях). С такой точки зрения некто, никогда не рисковав­ший своей жизнью, вполне может быть личностью, хотя его бытие как личности еще не было проявлено. Впрочем, при рассмотрении этой идеи философа еще гуманнее будет ис­ходить из того, что, по его мнению, некоторые люди рискуют жизнью, доказывая свою независимость от тела, но этот подвиг не обязательно повторять каждой личности.