Вольфрам Айленбергер - Время магов. Великое десятилетие философии. 1919-1929

В конце марта 1929 года, когда Мартин Хайдеггер читает в давосском гранд-отеле «Бельведер» второй доклад по Канту, а ослабевший Эрнст Кассирер там же приходит в себя после гриппа, Вальтер Беньямин усиленно ищет хорошего учителя древнееврейского. «Д-ру Магнесу я напишу, как только начнутся – ежедневные – уроки», – обещает он 23 марта 1929 года Герхарду Шолему, который уже давно с нетерпением ждет соответствующих вестей в Иерусалиме. Стало быть, этой весной тоже есть серьезные проблемы, правда, их заметно меньше обычного. Ведь, учитывая закаленный неудачами карьерный путь Беньямина, предшествующие двенадцать месяцев, бесспорно, были самыми успешными в его взрослой жизни: в конце января 1928 года работа о барочной драме и «Улица с односторонним движением» наконец-то вышли в виде книг и получили у критики широкий, большей частью даже положительный, отклик. Сначала «Литерарише вельт» и «Франкфуртер цайтунг», где Беньямин часто печатался, опубликовали сущие дифирамбы. Но также поступила и «Фоссише цайтунг» и даже газеты в Австрии и Швейцарии. Не кто-нибудь, а сам Герман Гессе лично выразил издательству «Ровольт» свое искреннее восхищение «Улицей с односторонним движением». Один из берлинских книжных магазинов неподалеку от моста Потсдамер-брюкке даже отводит сочинениям Беньямина целую витрину – вкупе с его скульптурным бюстом, выполненным Юлой Кон в экспрессионистской манере. Пусть тиражи двух его опубликованных сочинений составляют всего одну тысячу экземпляров каждый, однако всего за год Беньямин вырос до уровня общепризнанного, оригинального автора.

В роли критика он тоже явно укрепился. И «Литерарише вельт» во главе с Вилли Хаасом, и руководимый Зигфридом Кракауэром литературный раздел «Франкфуртер цайтунг» теперь постоянно привлекают его как автора. Если присмотреться, то Беньямин теперь – неотъемлемая часть, если не сказать идейный центр группы авторов, которая позволяет себе писать в соответствующих СМИ взаимные рецензии на собственные работы. Кракауэр рецензирует Беньямина, Беньямин – Кракауэра, Блох – Беньямина, Беньямин – Блоха… К этому кругу принадлежит и Адорно, среди своих по-прежнему известный как Визенгрунд.

Впервые в жизни Беньямин – начавший тем временем готовить и программы для Гессенского радио – располагает чем-то вроде профессиональной сети, к тому же обеспечивающей ему финансовую стабильность. Теперь он уже не предлагает в отчаянии свои работы, но нет-нет, да и по-барски отказывается, не выпрашивает рецензионные экземпляры – их ему доставляют бесплатно. Он даже чувствует себя в эти дни достаточно уверенно, чтобы помочь бедствующим друзьям, – например, пристраивает на работу в редакцию Альфреда Кона (брата Юлы), вместе с тем предупреждая его о безусловной жесткости такой формы существования:

Заработать литературой хотя бы три сотни марок в месяц совершенно невозможно, пока не пройдет много лет ожидания, да и тогда это никак не твердый минимум [335] GB. Bd. III. S. 449. .

Беньямин знает, о чем говорит. Но теперь, наконец-то, всё как будто бы само идет ему в руки. «Ровольт» намерен выпустить сборник его лучших критических статей. И среди них – эссе об «Избирательном сродстве». Кракауэр вскоре станет берлинским корреспондентом своей газеты. Адорно и Блох всё чаще наведываются в столицу, где Беньямин принят в высокоэлитарном кругу Бертольта Брехта и Хелены Вайгель.

С премьерой «Трехгрошовой оперы» в «Берлинер ансамбле» [336] Автор не вполне точен. «Трегрошовая опера» была поставлена в Театре на Шиффбауэрдамм в то время, когда у Б. Брехта еще не было постоянной труппы (официальной датой создания театра «Берлинер ансамбль» считается 1949 год). брехтовскому «театру классовой борьбы» осенью 1928 года удается окончательный прорыв. На него, тридцатиоднолетнего гения-драматурга, возлагают теперь в Германии огромные надежды, не в последнюю очередь – общественно-революционного характера. После выборов в Рейхстаг в мае 1928 года левые политические силы безусловно окрепли, тогда как НСДАП набрала всего 2,59 % голосов. Стало быть, что-то назревает, как чувствуют в коммунистическом лагере, живущем ожиданием близкой революции.

Беньямин в эти месяцы тоже всё отчетливее ощущает себя частью этого движения. И в нем зреет что-то великое, творческий демон шевелится, всё больше проникаясь духом классовой борьбы. Первоначально задуманная как небольшое эссе, работа о «Парижских пассажах» между тем обрела собственную жизнь, заняв ключевое положение во всей его дальнейшей литературной деятельности:

Работа над «Парижскими пассажами» становится всё более загадочной и требовательной, она воет по ночам, словно маленький зверек, если я забыл напоить его днем у самых дальних источников. Бог весть, что он натворит, если однажды я выпущу его на волю [337] GB. Bd. III. S. 378. .

Так пишет Беньямин уже в мае 1928 года. Годом позже ничего не изменилось. Проект занимает почти всё его время, принимая вид широких разысканий в Берлинской государственной библиотеке. Работает он именно над «Пассажами». Все прочие тексты, в том числе и для заработка, подчинены в этот период проекту и в лучшем случае представляют собой пусть и оригинальный, но побочный продукт.

Так и в марте 1929 года, когда Беньямин занят работой над двумя довольно большими эссе для «Литерарише вельт». Первое посвящено творчеству Пруста («К портрету Пруста») [338] GS. Bd. II–1. S. 310–324. , второе – развитию французского сюрреализма начиная с 1919 года («Сюрреализм: последняя моментальная фотография европейской интеллигенции») [339] GS. Bd. II–1. S. 295–310. См.: Беньямин В. Сюрреализм: последняя моментальная фотография европейской интеллигенции / пер. Е. Крепак // Беньямин В. Судьба и характер. СПб.: Азбука-Классика, 2019. . При этом в каждой строчке чувствуется, насколько последовательно мышление Беньямина (а также героев его текстов) находит теперь отправные пункты в постоянно ускоряющемся опыте столичной жизни, которую человек из провинции в этой форме просто не знает и не может понять.

Оба текста, завершенные этой весной, станут классикой. То есть и на сей раз Беньямин последовательно рассматривает выбранных авторов в свете собственных, актуальных на тот момент, взглядов, а значит, и исследовательских интересов.

Что интересует его в 1929 году? Вопросы о природе времени и о возможном прорыве конечности в вечность. Далее, вопрос о формировании буржуазного декаданса в моменты событийных озарений и решений. Вопрос о свободе и примыкающий к нему вопрос о возможности истинного (само)познания в реальных условиях существования в больших современных городах.