Сью Придо - Жизнь Фридриха Ницше [litres]

Нам известно, что в Трибшене Ницше по предложению Вагнера внес какие-то изменения в «Рождение трагедии», но мы не знаем, в чем именно они состояли. «Порадовав детей зеленой змеей» [9], он вернулся в Базель и засел за редактуру текста, сменил название и добавил длинное посвящение Вагнеру.

В Базеле его ожидали только плохие новости. Вакантная кафедра философии была отдана подходящему кандидату. Лишь тут Ницше понял, насколько наивными и неуместными были его предложения в духе игры в музыкальные стулья.

«Каких глупостей я наделал! И какими верными казались все мои схемы! Я не могу даже укрыться под пологом кровати больного; очевидно, эта идея родилась в какую-то из бессонных лихорадочных ночей, и с ее помощью я надеялся исцелиться от болезней и нервов» [10]. Теперь же он вынужден был оставаться одним из множества филологов, погруженных в исследование грамматических тонкостей древних авторов и не занимающихся более серьезными жизненными проблемами. Его филологические обязанности, как казалось ему, только отвлекают его от более важных задач. Оставалось надеяться на публикацию книги, которая должна была принести признание его философии. После этого уже можно было сменить направление.

Тем временем руководство университета решило облегчить его педагогическую нагрузку по причине перевозбуждения и нездоровья. Ухаживать за ним в Базель приехала сестра Элизабет. Она охотно покинула Наумбург, где вела ограниченную жизнь старой девы, живя в доме матери и посвящая себя благотворительности.

В конце апреля Ницше отправил начало «Рождения трагедии» лейпцигскому издателю. Прошло несколько месяцев, а никакого ответа не последовало. Его авторская неуверенность усугублялась отсутствием Вагнера и Козимы. Боги оставили Остров блаженных и отправились в путешествие по Германии в поисках места, где можно было бы устроить театральный фестиваль для постановки «Кольца». Искать интеллектуальной поддержки в Трибшене, таким образом, было бессмысленно. Да даже и будь Вагнер дома, он едва ли способен был оказать кому-то поддержку, поскольку сам находился во власти беспокойства и напряжения. Вопреки всем отчаянным усилиям композитора король Людвиг организовал провальную постановку «Золота Рейна», первой оперы тетралогии. Королю не терпелось увидеть ее на сцене, и он заказал преждевременную и совершенно не продуманную постановку. Худшие предчувствия Вагнера оправдались, и в результате отношения с королем испортились: теперь композитор не был уверен в том, что Людвиг продолжит финансирование «Кольца нибелунга». Особенно неприятно это было в свете того, что в ходе поездки по Германии Вагнер и Козима сочли Байрёйт идеальным местом для постройки оперного театра. Были бы деньги.

Байрёйт, средних размеров город в Северной Баварии, имел железную дорогу, по которой публика могла доехать до будущего театра. Пейзаж был великолепным, полностью соответствующим германским мифам. Город стоял в высшей точке большой равнины, где в изобилии росли злаки и пасся скот. Исторический барочный дворец в ландшафтном парке символизировал триумф аполлонического интеллекта, а солидных размеров холм, покрытый густой травой, так и просился стать местом постройки дионисийского оперного театра.

На Троицу Вагнер и Козима вернулись в Трибшен полными надежд и сразу же вызвали к себе Ницше. Духов день имел для всех троих особое эмоциональное значение, всегда вызывая в памяти рождение Зигфрида в 1869 году, которое скрепило прочными узами их мистический триумвират.

Теперь же, всего через два года, он грозил распасться. В случае успеха культурного проекта – а Ницше должен был на это надеяться – Вагнер и Козима навсегда уехали бы из Трибшена в Байрёйт. Его дни на Острове блаженных были сочтены. В какой день ему предстоит лишь вспоминать о звездном танце ряби на воде? Его неуверенность и эмоциональная хрупкость усугублялись тем, что издатель так и не написал ему, собирается ли публиковать «Рождение трагедии». В июне Ницше понял, что больше не может этого выносить. Он затребовал рукопись обратно и, не советуясь с маэстро, послал ее издателю Вагнера Эрнсту Вильгельму Фрицшу.

В начале сентября Козима в письме попросила Ницше посоветовать кого-то в сопровождающие сыну княгини Гатцфельдт-Трахенберг, отправляющемуся в большое турне по Италии, Греции, Востоку и Америке. У самого Ницше было много поводов согласиться. Это помогло бы скоротать длинное и напряженное лето, поправить его здоровье (врачи продолжали рекомендовать ему более теплый климат), с достоинством уйти с кафедры филологии и наконец увидеть своими глазами Рим и классический мир. Это так его увлекло, что он стал рассказывать университетским коллегам о проекте еще до того, как все было улажено. Да и ведь таково было желание Козимы, иначе зачем она вообще об этом упомянула? Но, увы, он понял ее совершенно неправильно, ведь Козима никогда не намекала там, где могла бы приказывать. Козима пришла в ужас оттого, что он готов оставить серьезную должность профессора ради легкомысленной роли чичероне при принце. Когда она объяснилась, Ницше был пристыжен тем, что выставил себя дураком перед ней и перед всем университетом. К счастью, в университете к этому отнеслись иначе. Когда он объявил, что все же намерен остаться, ему подняли зарплату на 500 франков, доведя ее до солидной суммы в 3500 франков.

В октябре он отметил двадцать седьмой день рождения. Через месяц он написал взволнованное письмо Карлу фон Герсдорфу, своему школьному другу по Пфорте, где уведомлял, что «великолепный Фрицш» принял книгу и обещал опубликовать к Рождеству. Ницше торжествующе рассказывал фон Герсдорфу:

«Оформление книги будет повторять вагнеровскую “Цель оперы” – радуйся со мною! Это значит, что там найдется достаточно места для славной виньетки: передай это своему другу-художнику вместе с моими наилучшими пожеланиями. Сними с полки книгу Вагнера, открой титульный лист и посмотри сам, сколько места мы можем уделить:

The

Birth of Tragedy

from the Spirit of Music

by

Dr. Friedrich Nietzsche

Professor of Classical Philology

Leipzig Fritzsch [20]

Я сейчас вполне уверен, что книга будет прекрасно расходиться, а человек, который возьмет на себя подготовку виньетки, увенчает себя бессмертной славой.

А теперь другие новости. Представь себе, дорогой друг, какие странные плоды принесли мне эти чудесные дни нашего воссоединения на каникулах: я сочинил длинную композицию для двух фортепиано, в которой все пронизано духом теплой, согретой солнцем осени. Поскольку она отсылает к временам юности, то называется “Отражение кануна Нового года: с псалмом, крестьянским танцем и полуночными колоколами”. Это чудесное название… На Рождество музыка будет представлена фрау Вагнер в качестве сюрприза… Я ничего не сочинял вот уже шесть лет, но эта осень снова вдохновила меня. При должном исполнении музыка продлится 20 минут» [11].