Сью Придо - Жизнь Фридриха Ницше [litres]

«Хорошей, но богатой, как говорит г-жа фон М., и от этого “но” мы хохочем в голос… С такой женой я проживу несколько следующих лет в Риме – это место подходит и по климату, и по местному обществу, и для моей работы. Этим летом план должен быть выполнен в Швейцарии, чтобы осенью я вернулся в Базель женатым человеком. В Швейцарию приглашено множество “особ”, среди них… Элиза фон Бюлов из Берлина, Элсбет Брандес из Ганновера. Если говорить об интеллектуальных качествах, то Нат.[алья] Герцен кажется мне самым подходящим образцом. Ты отлично воспевала в Германии достоинства этой малышки Кёкерт! Честь тебе и слава! Но я сомневаюсь: есть ли деньги?..» [14]

Самым важным для жены качеством (после денег) он называет способность вести с ним разумные разговоры в старости. В этом плане наиболее подходящей кандидатурой он называет Наталью Герцен. Дочь овдовевшего Александра Герцена была русско-еврейского происхождения, ее воспитанием и образованием занималась Мальвида, которая считала ее и сестру приемными дочерьми. Но, хотя Наталья была достаточно умна, у нее не хватало денег, так что Ницше не требовалось изобретать пути для отступления. Трудно представить себе другую его реакцию на мысли о браке, кроме откровенной паники. Когда он получил письмо от своей знакомой по флирту в поезде Изабеллы фон дер Пален, где выражалась надежда на встречу в Риме, подкралась внезапная болезнь (второй раз, когда он имел дело с Изабеллой), и он оказался слишком болен, чтобы ответить на ее письмо, хотя все же не настолько, чтобы не попросить издателя отправить ей «Несвоевременные размышления» с наилучшими пожеланиями.

Похоже, в поездах у Ницше обострялась чувствительность. В следующей поездке по железной дороге он был очарован юной балериной из миланского театра: «Слышали бы вы мой итальянский! Будь я пашой, я взял бы ее с собой в Пфаферс: когда я был бы не способен на интеллектуальные занятия, она могла бы для меня танцевать. Я все еще несколько сержусь на себя за то, что не остался в Милане ради нее хотя бы на несколько дней» [15]. Но вскоре он признался: «Женитьба – нечто хотя и очень желательное, но совершенно невероятное , это мне абсолютно очевидно» [37] Пер. И. А. Эбаноидзе. [16].

Вагнеры уехали из Сорренто 7 ноября, но прежде, в День поминовения усопших, 2 ноября, обе компании совершили совместную прогулку и вместе провели вечер. В биографии своего брата Элизабет Ницше (которая никогда не была в Сорренто) поведала миру, что в тот день ее брат сильно поссорился с Вагнером, так что больше они никогда не виделись. Козима не подтверждает этого факта. А ведь она была там, и ее запись в дневнике за этот день короткая и спокойная. Но этот пример талантливой фабрикации фактов со стороны Элизабет мы должны включить в наше повествование, поскольку ее биография брата – очевидный источник для каждого исследователя, и ее ложная версия событий на несколько десятилетий определила содержание исследований, касающихся жизни Ницше. Как сфабрикованный Элизабет рассказ о смерти ее отца был призван отвлечь внимание от возможности наличия в семье сифилиса, так история разрыва с Вагнером была выдумана, чтобы скрыть истинные причины разрыва, который произошел позже и касался врачебной тайны и сексуального скандала, что Элизабет отчаянно хотела замаскировать. Она писала:

«В последний вечер вместе [в Сорренто] Вагнер и мой брат совершили прелестную прогулку по побережью и холмам с великолепным видом на море, остров и залив. “Атмосфера прощания”, – сказал Вагнер.

Затем он вдруг начал говорить о “Парсифале” [новой опере с христианскими мотивами рыцарей Святого Грааля, над которой он в то время работал]. Это был первый раз, когда он заговорил об этой работе, и он подчеркивал, что это не художественное творение, а религиозное, христианское переживание… Он начал делиться с братом своими новыми христианскими чувствами – покаянием и искуплением, и все доказывало, что он склоняется к христианским догмам… Он [Ницше] мог трактовать внезапную смену убеждений Вагнера только как попытку примирения с правящими силами в Германии, которые склонялись в то время к благочестию. Итак, теперь для Вагнера значение имел лишь материальный успех. Он продолжал говорить, пока последний луч закатного солнца не исчез в небе, которое окуталось туманной дымкой и потемнело. Тьма наступила и в душе моего брата… Какое разочарование! Мальвида помнит только, что брат весь вечер был сильно подавлен и рано ушел к себе. Он подозревал, что они с Вагнером больше никогда не увидятся» [17].

Все это выдумка с первого до последнего слова, но до 1981 года, когда исследователь Вагнера Мартин Грегор-Деллин выяснил правду, версия Элизабет никем не ставилась под сомнение.

Когда Ницше приехал в Сорренто, Вагнер, обеспокоенный плачевным состоянием его здоровья, написал своему приятелю, врачу Отто Айзеру, который посоветовал Ницше провести полное клиническое обследование. Вернувшись из Италии, Ницше отправился во Франкфурт на осмотр к Айзеру и офтальмологу, доктору Отто Крюгеру. Это было его первое тщательное обследование, которое заняло четыре дня. Были диагностированы изменения во внутренней части глазного яблока – fundus oculi , глазном дне, и эти изменения могли иметь сифилитическую природу. Также были обнаружены значительные повреждения сетчатки обоих глаз. Они вызывали страшные головные боли, которые, таким образом, объяснялись не «катаром желудка», а «предрасположением к раздражению центрального органа», а его причиной, в свою очередь, согласно диагнозу, была избыточная мыслительная активность. Ему следовало меньше работать, составить программу отдыха, принимать хинин и носить синие очки. К облегчению Ницше, опухоль головного мозга была исключена.

В то время общепринятым было мнение о том, что глазные болезни вроде тех, которыми страдал Ницше, вызываются мастурбацией, и Вагнер послал доктору Айзеру совершенно неприличное письмо, в котором делился своими подозрениями. «Оценивая состояние Н., я не мог отделаться от мыслей об идентичных или очень похожих случаях с молодыми людьми больших умственных способностей. Когда у них проявились сходные симптомы, я слишком хорошо понимал, что они стали результатом мастурбации. После того как я, руководствуясь своим опытом, пристальнее пригляделся к Н., особенности его темперамента и характерные привычки преобразили мои опасения в уверенность» [18]. Дальнейшее подтверждение своей теории Вагнер находил в совете, который дал Ницше неаполитанский врач: ему следует жениться, то есть перейти к регулярной половой жизни.

Доктор Айзер ответил: «В разговоре о сексуальном поведении Н. не только уверил меня, что никогда не болел сифилисом, но и отрицательно отвечал на мои вопросы о сильном сексуальном возбуждении и ненормальном удовлетворении такового. Однако этого я касался лишь вскользь и, таким образом, не могу придавать слишком большого значения ответам Н. Однако убедительными кажутся сообщения пациента о гонорее в студенческие годы и о том, что в Италии он по врачебному совету несколько раз имел половые сношения. Эти утверждения, оспаривать правдивость которых невозможно, по меньшей мере доказывают, что нашему пациенту не чужда способность удовлетворения сексуального возбуждения обычным способом – черта, не вполне характерная для его ровесников, склонных к мастурбации… Я признаю, что мои возражения далеки от окончательных и могут опровергаться вашим долгим и пристальным изучением нашего друга. Я тем более склонен согласиться с вашим предположением, поскольку многие аспекты поведения и манер Н. его подкрепляют».