Константин Поповский - Фрагменты и мелодии. Прогулки с истиной и без

Сократ : А с чего это мне шутить, милый? Разве что Ареопаг присудит мне первое место за отгадывание загадок.

Калликл : Что до Ареопага, Сократ, то я слышал – там затевается что-то, касающееся тебя. Похоже, кто-то снова пожаловался, но ведь тебе нечего бояться, верно?

Сократ : Знаешь, что я тебе скажу, Калликл? Боятся все, только мало кто способен обуздать свои страхи. Поэтому пусть каждый занимается своим делом – Иоргос расписывает свои горшки, Кебрен-водовоз возит свою воду, а я, с божьей помощью, начну разгребать завалы в сердце человеческом.

Калликл : Ты всегда так говоришь, Сократ, словно у одного тебя пасется жирная истина, а остальные только делают вид.

Сократ : Если бы я не пас свое стадо, вы все давно бы уже разбежались по домам, а персы заковали бы вас в железо и отправили на рынок рабов.

Калликл : Никто не отрицает, Сократ, твоих заслуг. Но в последнее время тебя словно подменили. Ты водишь сомнительную дружбу с какими-то грязными людьми, избегаешь старых друзей, и на все вопросы отвечаешь грубой и нелепой ерундой… Да еще этот ужасный крик, который разносится по всем Афинам, так что собаки попрятались по своим норам, а кошки бежали из города, и так же поступили вслед за ними даже некоторые люди…

Сократ : Если ты не забыл, Калликл, то я все же напомню тебе о том, что все люди рождаются свободными, свободными и умирают, вот почему нам не следует делить людей на «грязных» и «чистых»; это знают лишь боги, да и то, думаю, не всегда.

Калликл : Ладно, Сократ, пусть будет по-твоему. Но объясни хотя бы, зачем ты кричишь возле каждого дома, славно пьяный корибант, у которого украли бубен? Так что же случилось, Сократ?

Сократ : У меня нет привычки прятать от друзей что-либо важное, тем более, такое, которое могло бы принести им пользу. Вот почему я не тороплюсь объявить что-нибудь истинное, прежде чем оно удостоверит нас в своей истинности… Да ты и без меня все это знаешь прекрасно. В противном случае тебя бы вряд ли избрали на второй срок в счетную палату при Ареопаге.

Калликл : Но при чем тут крики, любезный? Мало нам разве торговцев водой или циркачей, от уличных криков которых можно оглохнуть? Если тебе надо кричать, то выйди из города и кричи, сколько твоей душе угодно. Это будет и справедливо, и разумно.

Сократ : Если судить, так как ты судишь, Калликл, тогда, конечно, надо признать твою правоту и ей подчиниться. Но есть и другая правота и о ней наши слова.

Калликл : Пока я слышал только слова в защиту криков, Сократ.

Сократ : Это потому, что ты не хочешь видеть дальше своего носа, Калликл. Но если бы ты только захотел, то легко догадался – что делают здесь эти крики.

Калликл : И что же?

Сократ : Сущую ерунду, милый. Они требуют, чтобы привратники открыли небесные ворота и впустили нас на Олимп. А еще – чтобы все, кто нуждается в помощи – получили ее, будь то лекарство от любви, сжигающей ненависти или прозрачный детский смех… Вот что означают эти крики, милый.

Калликл : Ты, наверное, сошел с ума, Сократ. Виданное ли дело – требовать у Небес то, что тебе не принадлежит, – да даже если и принадлежит, какая разница? Ведь дело идет о том, быть ли по-прежнему нашему Городу великим – или же скоро все начнет разрушаться и предаваться забвению. И потом, что это за панибратство такое, Сократ? Это ведь не собаки, чтобы бегать им за хозяином. Это Небеса, разрази меня гром, и если ты и дальше собираешься кормить меня сомнительными байками о богах, то нам лучше будет разойтись и не мешать друг другу.

Сократ : Мне кажется, что ты не совсем хорошо понимаешь, о чем идет речь, Калликл. А надо сказать – она о том, что в последнее время боги оставили нас, перестали обращать на нас внимание, ускользают, стоит тебе только вспомнить наши имена, и вообще ведут себя так, словно нас вообще не существует в этом мире.

Калликл : Мне все-таки кажется, что ты сошел с ума, Сократ. Хоть теперь, по крайней мере, я могу догадаться, куда плывут твои мысли. Я угадал, Сократ?

Сократ : Надеюсь.

Калликл : И значит этот крик…

Сократ : Совершенно верно. Этот крик должен разбудить Небеса, чтобы они хотя бы объяснили – в чем наша вина. Вот почему и днем, и ночью я готов кричать, надеясь, что рано или поздно нас услышат и тогда все пойдет, как следует – боги на Олимпе, герои в битвах, люди на земле.

Калликл : Послушай Сократ, а нельзя ли мне покричать вместе с тобой, ведь вдвоем можно управиться в два раза быстрее!

МЫ – МОДЕЛЬЕРЫ. Для нас не секрет: Истину почитают, главным образом, за ее одежду. Поэтому мы одеваем ее по своим собственным выкройкам, не жалея ни сил, ни выдумки для того, чтобы угодить взыскательной публике. Здесь нельзя ошибиться. Сузить или расширить, укоротить или, наоборот, удлинить, пришить накладной воротничок или вовремя отпороть оборки, – никому и в голову не придет, что в этом-то все дело. Приходит время – и мы выводим свою Истину на всеобщее обозрение, чтобы услышать хор похвал и сладкий гул одобрения. Как хороша она в своем новом наряде! – Мы же втихомолку смеемся и не перестаем кланяться, когда нам рукоплещут… Не жалейте ладоней! Слава Богу, у нас в запасе еще достаточно материала и фантазии, чтобы еще не раз порадовать вас своим нехитрым искусством…

НАЗНАЧЕНИЕ ФИЛОСОФИИ. Сделать из необходимости служанку и помыкать ею, как только вздумается (потому что – отчего же и не помыкать, раз у нее такой дурной характер!) – вот, пожалуй, единственное назначение всякой философии, с которым она великолепно справляется. – Она возмущена? Ее задача совсем другая – познавать и подчиняться? – Ну, это-то еще никогда ей не удавалось.

ПОДЗЕМНЫЕ ТАНЦЫ. Что уж греха таить, – я принадлежу к подпольному народцу, изнывающему под бременем стыда, малочисленному народцу, пролезающему во все щели и даже проходящему, в случае надобности, сквозь стены. У нас все не так, как у людей. Мы молчим, когда следует говорить и говорим, когда самое лучшее это прикусить язык. В наших карманах всегда можно отыскать какую-нибудь дрянь: у одного – дохлая крыса, у другого – прошлогодний снег или рецепт мышьяка. Мы поем на похоронах и свистим на торжественных сборищах, – не достаточно ли одного этого, чтобы нас ненавидели и гнали прочь? Чтобы обмануть людей и избежать наказания, мы придумали множество истин, которые гипнотизируют их словно взгляд удава. Мы раскрасили горизонты в чудесные цвета и объявили, что владеем тайной, позволяющей вернуть себе вечную молодость. Мы – изобретатели языка, на котором говорят все от мала до велика; сирены, зазывающие неосторожных путников волшебными песнопениями. Днем мы ходим среди людей, и стыд гложет нас за наши нелепые россказни. Но ночью… Ночью совсем другое дело. Ночью мы возвращаемся в свои подземные убежища, чтобы плясать там дикие танцы вокруг священного костра, в котором горят дневные истины. Лишь это мрачное пламя вселяет в нас надежду и дает уверенность, что наш стыд не вечен. – Отчего бы нам не начать говорить правду? – Этот вопрос можно услышать только от того, кто никогда не кружил вместе с нами, озаренный багровыми всполохами, подбрасывая в огонь все новые и новые истины.