Шарль Ле Блан - Кьеркегор [litres]

Все, что прошло через процесс становления, является историей. В качестве средоточия того, что уже случилось, история относится к сфере возможного. Само по себе становление может подразумевать определенную двойственность. Иными словами, внутри одного становления параллельно существует возможность другого. Именно в этом, собственно, и заключается история. Что это означает? В качестве примера давайте опять вернемся к нашей бабочке и посмотрим на куколку, с которой мы уже встречались. Куколка, она же бабочка в процессе становления, не имеет права на собственные желания и не обладает свободой – ей дано стать только бабочкой и больше никем. Становление куколки однообразно, нарушить его могут только неблагоприятные обстоятельства, которые, опять же, относятся к сфере возможного.

Но вот становление истории однообразием не отличается, ведь она зиждется на воле и свободе действия, которые в состоянии изменить ее ход. Если куколка в процессе становления может стать только бабочкой, то история может повернуть как в одну, так и в другую сторону. Таким образом, становление истории представляет собой альтернативу. В этом и заключен смысл двойственного характера становления.

По мнению Кьеркегора, в качестве доказательства этой свободы действия и воли – доказательства, противоречащего здравому смыслу и философской традиции – можно привести тот факт, что для истории в ее общепринятом виде прошлому черты необходимого присущи ничуть не больше, чем будущему: то, что в приложении к прошлому считается необходимостью, на самом деле является лишь инвариантностью. Его удивительная аргументация сводится к следующему: если бы прошлое было необходимо самим фактом своего становления, будущее в своем становлении тоже приобретало бы черты необходимости и реализовывалось бы в рамках необходимости, сообщаемой ему прошлым. Переформулировав скажем, что позиционировать прошлое как необходимость означает представлять историю в виде принципа домино: последние костяшки обречены упасть только потому, что первые при падении сообщили факт своего падения остальным. Но ведь то обстоятельство, что ход истории предугадать невозможно, – ибо будущее выступает в форме возможного, а не необходимого, – подразумевает, что история не поддается такому толкованию и что ее смысл нельзя установить. Иными словами, Кьеркегор полагает, что безусловной логики, связывающей прошлое воедино, попросту не существует, в противном случае та же самая логика связывала бы и прошлое. Вполне очевидно, что тем самым он бросает вызов философии истории, предложенной Гегелем.

Таким образом, возможность, всегда сопровождающая будущее, представляет собой не что иное, как зримый знак возможности, которая сегодня сопровождает прошлое. Повторять урок истории означает повторять не обязательное, а лишь возможное, прошедшее через процесс становления. В качестве вывода следует сказать, что, с точки зрения Кьеркегора, возможное всегда сопровождает реальность, как в прошлом, так в настоящем и будущем. В этом свете приходит понимание того, что главную роль в истории играют не факты, а возможное, которое и влечет за собой становление фактов. И что история представляет собой не знание событий и дат, а понимание определенной динамики.

Предметом непосредственного восприятия всегда является не процесс становления, а лишь его результат. Мы всегда видим перед собой настоящее, а не историю, то есть прошлое. Она – орудие настоящего. Но что тогда считать орудием прошлого?

Мы уже убедились, что история представляет собой реализацию возможного, которое от этого не перестает быть возможным и факт его реализации отнюдь не превращает его в необходимое, и в процессе становления возможного исчезает неуверенность. Но в этом также заключается и природа веры, если учесть, что убежденность веры всегда подразумевает устранение неуверенности, которая исчезает в процессе становления. Вера убеждена в существовании того, чего нельзя увидеть. Она верит не в куколку, потому что куколку можно увидеть, а в то, что куколка была сотворена. То же самое можно сказать и обо всем остальном;

все, что происходит, доступно органам чувств, во времени и истории, но сам акт наступления события остается невидимым. Стало быть, по убеждению Кьеркегора, вера является орудием истории. Если мы не в состоянии трактовать ни прошлое, ни историю, которые не связаны с необходимостью, то сам смысл истории принадлежит вере. Вера – это смысл становления истории, который не может сводиться к богоявлению, то есть машинальному откровению, ниспосланному нам Богом в виде последовательности тех или иных событий. Смысл истории можно обнаружить лишь через отношения веры между индивидом и Богом, вписанных в мгновение– парадоксальное проявление вечности, понять которое дано только с помощью веры. Христианство воплощает собой данный парадокс пришествия Бога в подлунный мир. Эти отношения представляют собой божественное откровение, приоткрывающее перед индивидом врата истины. Ведь человек живет во лжи и неведении, и это, помимо прочего, свидетельствует о греховности его природы. И христианство Кьеркегора, как уже говорилось выше, выступает против учения Сократа.

По отношению к человеку истина трансцендентна и никогда не бывает неотъемлемой частью нашего мира. Стало быть, чтобы прийти к ней, человеку нужно войти в контакт с трансцендентностью, с Богом. И вот здесь как раз начинаются трудности, ведь человек должен прийти не просто к истине, а к той истине, которая вдохнет в «я» новые силы возможного и, тем самым, положит конец тревоге и отчаянию. Таким образом, для индивида, занимающего центральное место в учении Кьеркегора, коль скоро к поиску истины и контакту с абсолютом индивида подталкивают экзистенциальные требования, главная проблема заключается в том, чтобы стать христианином . Для этого, в первую очередь, нужно отказаться от спекулятивного подхода: индивид не является предметом той или иной спекулятивной системы, которая низвела бы его до маленькой части чего-то большого, раз он представляет собой одну из двух сторон отношений, посредством которых в мир приходит истина. Наконец, именно в этом заключается главный смысл критики Кьеркегором Гегеля.

Патетика, или экзистенциальный пафос, происходят от греческого riaipoq – «то, что ощущается, то, что чувствуется». К нему повсеместно прибегают в музыке и литературе для выражения ярких эмоций. В философии данный термин под эстетическим углом упоминал Шиллер для обозначения одной из форм возвышенного, присутствующего в объекте, представляющего для человека физическую угрозу («О патетическом», 1793). Что касается Кьеркегора, то он вкладывает в это понятие куда более широкий смысл динамики сознания, столкнувшегося с Вселенной. Для датского философа «пафос представляет собой не только испытываемое, но также отношение с окружающим миром, контакт с ним». Таким образом, патетика связана с понятием диалектики, поскольку диалектика, как будет продемонстрировано ниже, настаивает на отношениях субъектности с миром, при этом превращая ее в объект мысли и придавая ей новую динамику.