Шарль Ле Блан - Кьеркегор [litres]

Здесь следует вернуться немного назад. Мы уже видели, что в соответствии с воззрениями романтизма, человеческий дух, то есть бесконечное, не может обрести воплощение в осязаемой форме, конечной по самой своей природе. Для выражения этой радикальной несопоставимости романтическое искусство прибегает к иронии. И хотя произведение искусства не в состоянии выразить всеобъемлющее, оно все же может способствовать интуитивному его восприятию, что свидетельствует о чрезвычайной роли, которую играет творец, отстаивающий идеи романтизма.

Неспособность выразить всеобъемлющее и болезненное напряжение к бесконечному – вот в чем заключается удел несчастного сознания. Гегель желает снять с него все ограничения и барьеры, предлагая считать религию той сферой, которая помогает перейти от субъективного и интуитивного восприятия бесконечного к его объективному представлению.

Если описать этот ход в двух словах, то, с точки зрения Гегеля, достижения и творения человека нельзя рассматривать в отрыве от сфер его жизнедеятельности – искусства, религии, политики и иных сфер, в которых в зависимости от конкретной области и эпохи находит выражение содержащаяся в них рациональность. Все эти сферы имеют смысл только взятые вместе и в совокупности с диалектическими законами развития образуют систему. Таким образом, по убеждению Гегеля, философия должна рассматривать любые эмпирические определения (человек, творение, произведение искусства) не обособленно, а в неразрывной связи с тем, что им предшествует и что за ними следует. Что же касается реальной жизни, то здесь философия всегда должна выдвигать на первый план диалектику, состоящую из трех ключевых моментов – определения, противоречия и опосредования [6] Студентам эта цепочка больше известна как «теза, антитеза, синтез». – Прим. авт. . Иными словами говоря, она должна определять бытие как будущее.

Взять, к примеру, бабочку. Перед тем как предстать перед нами в своем завершенном виде, она сначала была гусеницей (определение). Но, чтобы стать бабочкой, гусенице впоследствии пришлось превратиться в куколку (противоречие) и окружить себя коконом. Наконец, в результате естественного хода развития куколка превращается в бабочку (опосредование). В определенном смысле бабочка заточает в себе гусеницу и куколку: они не умерли, но вошли в нее как пройденные этапы, то есть гусеница и куколка были реальностью не абсолютной, но относительной, которой неизбежно пришлось уступить место реальности высшей, то есть живой бабочке. В рамках той же модели Гегель обращается и к религии, которая переходит от одной формы детерминированного религиозного культа к другой. Гегель учит человека считать божественное средством всепоглощающего и бесконечного движения к последней, завершающей стадии – стадии религии откровения, религии Христа, сущего и распятого на кресте, удостоверившего своей жертвой подлинность откровения на горе Синай.

Различные спекулятивные суждения, которые Гегель применяет к феномену религии (культ – детерминированная религия – религия откровения, и, как следствие, всеобщность – обособление – выявление), направлены на ее рационационапизацию, на ограничение запаса ее чувств и снижение привлекательности. С точки зрения Кьеркегора, это явное противоречие и перебор. Цель Гегеля при этом состоит в том, чтобы объединить религию (в этом смысле «отжившую») и философию, дабы придти к абсолютному (философскому) знанию.

В датском обществе той эпохи подход Гегеля глубоко проник в теологию, позволяя примирить рационалистическое наследие Просвещения с романтическим сентиментализмом. Профессор Копенгагенского университета Фредерик Зибберн – Кьеркегор прослушал его курс – был одним из тех, кто для своих лекций о христианстве черпал молчаливое вдохновение в теориях Гегеля. То же самое относится и к ненавидевшему Кьеркегора Мартенсену, на которого философ обрушивался с жесточайшими нападками. По мнению Мартенсена, в ту эпоху следовало объединить все усилия, чтобы учредить союз христианства, философии и умозрительной догматики и тем самым укрепить веру в разум и до конца объяснить суть откровения. Именно это стало отправной точкой для мысли Кьеркегора.

Под влиянием своего друга и учителя Мёллера Кьеркегор очень рано начал выступать против попыток свести христианство к системе, в которой доминирующее влияние играет логическая необходимость. Он протестует против диалектических спекуляций вокруг опосредования, вокруг полного отделения Бога от природы, вечного от преходящего, конечного от бесконечного, да и вообще против любых абсолютных противопоставлений, за исключением сокровенного момента веры, представляющего собой явление Бога во времени. Он отказывается признавать, что Троица лишена завесы тайны и теперь находит свое объяснение в объективной трактовке в рамках диалектики Гегеля. Для него явление Бога во времени представляет собой парадокс, познать который человеческий разум просто не в состоянии. На языке Кьеркегора этот парадокс описывает взаимоотношения между конечным духом и бесконечной истиной.

Итак, мы вкратце напомнили несколько моментов, на основании которых строится вся философия Кьеркегора, при этом ими не ограничиваясь. Теории Кьеркегора не просто противостоят романтизму и протестуют против применения к теологии гегелевской философии. Его идея положительна и преследует строго определенную цель – субъективное усвоение истины и обоснование роли свидетеля истины, которую мыслитель должен «с трепетом и страхом в душе» на себя взять со всем риском, который предполагает такой шаг.

В 1848 году Кьеркегор писал в своем «Дневнике»: «Бог наделил меня силой жить загадкой». Сложность и многообразие его наследия, в котором философия тесно переплетается с теологией, поэзия с сухими теоретическими выкладками, а душеспасительная истина ни в чем не уступает истине разума, для которой мысль и существование неразделимы, ни в коей степени это утверждение не опровергает.

Все ключевые события, которые окажут влияние на личность Сёрена Кьеркегора, связаны с его отцом, Микаэлем Педерсеном, – о своей матери он никогда не говорил.

Безлюдные песчаные равнины, без конца продуваемые суровыми северо-восточными ветрами и вечно стонущие под ужасным, пронизывающим дождем. Чахлая растительность. То тут, то там разбросаны фахверковые, беленые известью крестьянские дома с крытыми соломой крышами. Над головой – непреклонная стальная серость, так присущая небу Северной Европы, всегда одинаковому и неспособному чем-либо удивить. Неплодородие земли уравновешивается упорным и боевым характером ее обитателей. Это Ютландия, именно здесь с детства пас скот отец Кьеркегора. Как-то раз, когда жизнь особенно ясно показала ему свой суровый характер, он воздел руки к небу и проклял Бога за несправедливость и жестокость, которыми тот населил мир. Позже он расскажет об этом сыну.