Стивен Хикс - Объясняя постмодернизм

Эти глобальные академические темы, в свою очередь, задают направление нашим культурулогическим дискуссиям.

• Насколько предложенный западной цивилизацией перечень великих книг действительно является квинтэссенцией лучшего, созданного на Западе, и отражает многогранную палитру мнений – или же данный перечень идеологически ограниченный, выборочный и нетолерантный?

• Был ли Христофор Колумб героем Нового времени, соединившим два мира к их обоюдному благу, или же он был бесчувственным, высокомерным назначенцем, который привел вооруженные силы, чтобы впихнуть европейскую религию и ценности в глотки коренному населению?

• Стоят ли Соединенные Штаты Америки впереди всех по уровню свободы, равенства и возможностей для каждого или это сексистское, расистское, классовое государство, использующее массовый рынок порнографии и «стеклянный потолок» для подавления женщин?

• Отражают ли наши сомнения насчет политики позитивной дискриминации сильное желание быть справедливыми ко всем членам общества или же эта политика – всего лишь кость, цинично брошенная женщинам и меньшинствам? Уступка, которую тут же силой заберут обратно, как только выяснится, что эта политика хоть немного помогает?

• Могут ли социальные конфликты раствориться путем провозглашения принципа суждения о людях по их личным заслугам, а не исходя из незначимых с этической точки зрения признаков расы или пола, или групповые идентичности должны поддерживаться и цениться, а тех, кто противится этому, необходимо отправлять на обязательные тренинги толерантности?

• Улучшается ли жизнь на Западе, особенно в Америке, где средняя продолжительность жизни и доходы увеличиваются с каждым поколением, или Америка оставила городских маргиналов за бортом, стимулируя безликую консьюмеристскую культуру торговых центров и пригородной застройки?

• Ведет ли либеральный Запад остальной мир к более свободному и процветающему будущему или грубое вмешательство Запада во внешнюю политику и управление международными финансовыми рынками заключается в том, чтобы экспортировать низкооплачиваемые позиции в другие страны, удерживая их в системе и разрушая их коренную культуру?

• Хороши ли наука и технология для всех, расширяют ли они наше знание о мироустройстве, делая мир более здоровым, чистым и продуктивным, или наука выдает свою элитарность, сексизм и разрушительность, объявляя скорость света самым быстрым феноменом, тем самым отдавая ей предпочтение перед другими видами скоростей; выбирая фаллический символ «i» для обозначения квадратного корня из отрицательного числа; провозглашая свое желание «завоевать» природу и «проникнуть» в ее секреты, а затем предоставить своей технологии довести до конца это насилие созданием все более крупных и дальнобойных ракет, взрывающих все вокруг?

• И наконец, являются ли либерализм, свободные рынки, технологии и космополитизм достижениями, которыми могут наслаждаться все культуры – или, возможно, не -западные культуры – благодаря тому, что они живут проще и в гармонии с природой, более развиты, а Запад высокомерно закрывает глаза на эту истину, придерживаясь элитистских и империалистических взглядов, навязывая свой капитализм, науку, технологию и идеологию другим культурам и все более хрупкой экосистеме?

Что делает все эти дебаты явлением постмодерна – это не то, что споры неистовы и горячи, но то, что условия спора изменились.

Предметы споров мыслителей модерна касались истины и реальности, разума и опыта, свободы и равенства, справедливости и мира, красоты и прогресса. В рамках постмодерна все эти понятия рассматриваются взятыми в кавычки. Наши наиболее пронзительные голоса твердят, что «истина» – это миф, «разум» – придуманный белыми мужчинами евроцентричный концепт, «равенство» – маска притеснения, «мир» и «прогресс» – циничные и утомительные напоминания о правящей власти или откровенные выпады личного характера.

Таким образом, дискуссии эпохи постмодерна демонстрируют свою парадоксальную природу. С одной стороны, мы слышим об абстрактных темах релятивизма и эгалитаризма. Эти темы рассматриваются в разрезе эпистемологии и этики. Объективность считается мифом, не существует ни истины, ни правильного способа толковать природу или текст. Все интерпретации в равной степени верны. Ценности являются продуктом социальной субъективности. Следовательно, в культуре ни одна из коллективных ценностей не имеет привилегий. Любой образ жизни, от афганцев до народа зулу, легитимен.

С другой стороны, наряду с этими релятивистскими и эгалитарианскими темами мы слышим скрытые нотки цинизма. Принципы благовоспитанности и процессуальной справедливости просто служат масками лицемерия и притеснения, вызванного асимметричными отношениями власти, – масками, которые должны быть сорваны с помощью незамысловатых вербальных и физических средств защиты: переход на личности, подчеркнуто вызывающие тактики шока и одинаково циничные соревнования во власти. Несогласия разрешаются не путем аргументов, не допущением сомнений и не верой в победу здравого смысла, но за счет категорических заявлений, враждебности и готовности прибегнуть к силе.

Таким образом, постмодернизм – это многогранное философское и культурное движение. Своей мишенью он выбрал модернизм, реализацию модернистских идей в проекте Просвещения и его наследие, приводя веские доводы против всех основных модернистских постулатов.

Появление заметного культурного движения вызывает необходимость поместить его в контекст истории философской мысли. В случае постмодернизма самостоятельные разработки во многих интеллектуальных областях – прежде всего в эпистемологии и политике, но также в метафизике, научной физике и антропологии – соединились в одно движение в середине XX века. Понимание развития этих независимых направлений и того, как и почему они оказались связаны вместе, является ключевой задачей в понимании постмодернизма.

Почему, например, циничные и релятивистские аргументы оказывают то влияние на культуру, которое мы наблюдаем? Почему они обладают этим влиянием в гуманитарной сфере, но не в науке? Почему темы истощения, нигилизма и цинизма занимают столь значимое место в культуре? И как эти интеллектуальные темы сосуществуют с более мейнстримной культурой, более богатой, свободной и жизнеспособной, чем любая другая культура в истории? Почему лидирующие мыслители постмодерна придерживаются левых политических взглядов, а в большинстве случаев даже крайне левых? И как получилось, что эта продвинутая часть левой оппозиции – тех же левых, которые традиционно защищали свои позиции на основании модернистских ценностей разума, науки, всеобщей справедливости и оптимизма, – теперь говорят об антиразумности, антинауке, цинизме и принципе «в любви и на войне все средства хороши»?