Николай Секерин - АльteRNatива

Так что, в сущности, мне не на что было обижаться, и я не имел никакого основания ревновать. Другое дело, конечно, завидовать. Но разве может юный пацан признаться в зависти, даже и самому себе?

В той истории я выбрал схему с полным отсутствием логики и здравого смысла. Там были одни лишь эмоции и ненависть к Самсону, который в моём воображении, чуть ли не по принуждению заставлял Ангелину с собой встречаться. Он был сыном богатого папочки. Богатого и к тому же опасного, Ангелина из страха сказала ему «да», но в тайне она хотела бы, чтобы вместо него был я, потому что она несколько раз на меня посмотрела особым взглядом.

Именно такое абсурдное объяснение можно было бы дать моему тогдашнему настроению, но в то время я не смог бы этого сформулировать. Это можно было лишь ощущать, и даже когда словесное объяснение было бы подобрано – оно всё равно не передало бы моих чувств, в полной мере.

Сейчас, когда те события остались в далёком прошлом, я могу честно сказать: да, я завидовал. Но тогда всё было иначе, и лишь теперь я понимаю, что тот выбранный мною путь мечтательных ожиданий и определил во многом всю мою дальнейшую, бесполезную жизнь. Именно тогда я ступил на ложную дорожку, стал учиться фантазировать и строить свой воображаемый мир. Мир, в котором истинное положение вещей определяется не фактами, словами и логикой, а выражениями лиц, домыслами и моей личной закрытой ото всех интерпретацией.

После ужина мы снова пришли на дискотеку. Самсон снова танцевал с Ангелиной, а меня снова приглашала на танец Фаина. На этот раз я решительно отказался и стоял весь остаток вечеринки рядом со своей бандой, вздыхая и поглядывая украдкой в сторону Бога.

Так проходили дни лагеря, похожие друг на друга как близнецы. Днём мы спали, шлялись по территории, или подтягивались на турниках. Два раза в неделю нас возили на речку, где мы купались и валялись на пляже. Периодически, по ночам мы посещали колокольню и устраивали там посиделки. Делюга ещё пару раз доставал пиво через буфетчицу, и мы скурили пачку сигарет Красного.

Больше ничего замечательного я в ту пору вспомнить не могу, за исключением, разве что, мимолётной стычки с местными, за которой последовала небольшая разборка с учителем.

Это случилось в одну из последних ночей, на колокольне.

***

Мы сидели на битом кирпиче и наслаждались ночной прохладой, когда послышался звук приближающегося мотоцикла. Это был старый аппарат с люлькой, на котором прикатили трое и тут же принялись бузить. Они были старше, но нас было шестеро, и мы умели драться.

– Вы кто такие? – нагло спросил один из них. – Вам кто разрешал здесь тусовку устраивать?

Подражая блатным, он сплюнул. Двое его прихвостней стояли по бокам и склонив головы на бок, с презрением нас разглядывали. Похоже, что опасение у них вызывал только Чудо-тварь, так как по своему росту он один был с ними вровень, в то время как все остальные казались безобидной мелюзгой. Особенно Самсон, который взял слово:

– А кто нам должен был это разрешить?

– Ты чё вообще пасть разеваешь, сучка?! – заорал деревенщина. – Щас сосать нам будешь по очереди!

Они синхронно двинулись на нас, примеряясь к Чехову. Рассчитывали, наверно, обезвредить самого сильного, а потом расправиться с остальными, но уродцы сильно просчитались. Не дожидаясь, когда его ударят, Коля первым вышел вперёд и прямым ударом в челюсть сшиб с ног их центрального. Мы с Толстым подскочили с одной стороны к правому, я подставил ему подножку и свалил на землю, Олег принялся гасить его ногами. Примерно то же самое проделывали с оставшимся персонажем Красный и Делюга. В общем, получилось избиение наоборот, местные вскоре плакали как бабы и просили пощады.

Самсон, как всегда, в драке не участвовал, зато в последний момент, когда избитые корчились и выли, подошёл, расстегнул штаны и обоссал их главного. Того самого, кто обещал ему групповое оральное изнасилование.

Потом они сели в свой драный мотоцикл и уехали, выкрикивая угрозы и обещания поквитаться.

– Надо было им ещё драндулет ихний расхерачить, – зло сказал Чудо-тварь.

Несколько человек согласно кивнули, но Самсон возразил:

– Драндулет скорее всего не их, а кого-то из родителей. Разбитые рожи им показывать не в первой, а вот порча имущества могла заставить папочку начать выяснять обстоятельства. Глядишь, завтра бы уже мусора понаехали в лагерь. Нет, хрен с ними, мы наказали козлов достаточно, пусть себе орут. Всё равно – терпилы они, а не мы. Отмудохали младшие, кому про это рассказывать? Себе дороже.

Самсон был прав как всегда, и даже Чехов не стал спорить. Мы постояли ещё немного, глядя вслед поднятому драндулетом шлейфу пыли и пошли обратно в лагерь.

Один за другим, мы тихо влезли в окно и улеглись по койкам. Перед тем как уснуть, я раз пятнадцать повторил «спаси и сохрани» и посмотрел в сторону Бога. И хоть я и понимал, что мы сегодня просто оборонялись, но чувство, что мы сделали что-то нехорошее никак меня не оставляло и я вкладывал в свой взгляд в сторону Бога столько раскаянья и готовности понести наказание, сколько только можно вложить в простой взгляд.

Потом я вспомнил Ангелину и подумал, что, возможно, ещё не всё потеряно. Быть может, вернувшись с летних каникул в школу, она всё-таки отвернётся от Самсона и станет моей. С этими мыслями я провалился в сон.

***

Утром я проснулся от звуков голосов. Открыв глаза, первое, что я увидел, было грозное лицо Нины Павловны, сурово отчитывающей, лежащих по койкам, нас.

– Мальчики, такое поведение неприемлемо. Вы вообще-то здесь почти самые взрослые и должны подавать пример. Не нужно отнекиваться, сегодняшнюю ночь я плохо спала, и когда вы карабкались друг за другом в окно в четыре утра, я всё видела своими глазами. Итак, я спрошу снова: где вы были?

Все молча косились на Самсона. Вообще-то стучать было западло, это знал каждый, но сейчас ситуация образовалась патовая. Стучать, по сути, было не на кого, потому что уличили нас всех вместе. Стало быть, если и будет какое-то наказание, то его получат тоже все.

Территорию лагеря ночью патрулировал старик, подрабатывавший здесь на пенсии и если сказать, что мы были где-то внутри лагеря, значит старика могут уволить с работы, а нас всё равно накажут. Если же сказать, что мы уходили за территорию, то попадём лишь мы одни. Как-никак мы были юными и ловкими. Что стоит потихоньку прокрасться и перемахнуть через забор? К тому же, будь мы на территории, нам надо было убедительно соврать о том, где именно мы были, а этого сделать было нельзя, потому что там, где мы якобы были, мог быть ночью кто-то из взрослых и он опровергнул бы наши слова.

Эти мысли вихрем кружились в моей, только проснувшейся, голове, как будто бы и не было резкого пробуждения и чувства сильного недосыпа. Я с любопытством смотрел на Самсона, потому что знал – отвечать будет он.