Тофик Касумов - Век агрессии. Возможности и допущения

Станем различать «социальное», являющееся как общим свойством взаимодействующих людей, так и прививаемой формой жизни и «социальность» в ней. Последнее будет означать совокупность свойств ментального характера, скрепляющих социальное «умом и чувствами» и выступающих условием его устойчивости и цельности. Как таковая социальность есть предрасположенность индивида к обществу, это чувство и понимание того как быть в обществе человек развивает всю жизнь. Но против социальности может выступать индивидуализированное как забота и выделение себя в новом укладе жизни. Да и сама социальность, которая закладывается в процессе социализации индивида и сообразно вяжется по его жизни теряет былые очертания и наглядность привития. При всём этом в противостояние с социальностью, как скрепляющему началу в социальном, с новой силой включается агрессия, она пытается ослабить её, чтобы стать определяющей силой в социальном мире людей. И похоже, что агрессия близка к своей победе по существенным признакам.

Мы наблюдаем закат социальности уже по тому как теплота человеческих связей повсеместно и устойчиво вытесняется системой холодных и бездушных коммуникаций со своим языком. На место социальности встают и укрепляются структуры рациональной множественности. Коллективность сменяется спорадической множественностью, в которой поиски единоличной нищи становятся определяющими. Наряду с этим изменяется общий ландшафт социальности, когда сводятся на нет соседские связи, отпадает и уходит в прошлое сила единения в родственных отношениях. Семья уже не является бесспорной опорой для человека. Люди всё больше разуверяются в справедливости где бы то ни было, а эмпатия по существу перестаёт иметь хождение. Она девальвируется и заметно начинает изымается из оборота человеческих отношений, когда биение миролюбивости осуществляется через силу и даже вопреки. Такое говорит о симптомах заболевания социальности, которые вместе с другими неблагоприятными факторами для неё приводят к её ослаблению и практическому обращению в равнодушие и утверждению безучастия. Человек черствеет даже к памяти о себе, он становится равнодушным к каких бы то ни было делам при жизни, которые могли бы ему быть засчитаны после смерти.

Английский социолог З. Бауман, размышляя в своей книге «Индивидуализированное общество» (М,, 2002.) о возможности жизни после бессмертия и самой смерти в различных её ипостасях, говорит о мостах перехода и сохранения памяти о себе в этой жизни. Рассматривая различные мосты, которые навела культура, Бауман подводит нас к тому, что «превосходство, этот прорыв в вечность, ведущий к постоянству, не только перестаёт быть желанным, но и не кажется необходимым для жизни условием» (там же, стр. 316.). Иными словами, добиваться превосходства в своей деятельности, в людских связях, не есть сохранение жизни в иной форме. Бауман предполагает приход новой территориальной целостности, на которой людям предстоит жить, подразумевая, видимо, изжитие привычной социальности. В то же время российский философ Н. М. Смирнова, ссылаясь на Баумана, прямо заявляет о «смерти социального» как вызове социальной эпистемологии, не вводя различия между «социальным» и «социальностью», и не объясняя сути самого «вызова». (Н. М. Социальная феноменология в изучении современного общества. М., 2009. С. 347.).

Однако умирает не социальное как способ и форма жизни, а возрастает реальная угроза отмирания социальности в нём, ядра его цельности, ибо основные скрепы человечности становятся нежизнеспособными. И когда Ж. Бодрийяр говорит о смерти «социального, его обращение в симулякр», то есть копии того, чего уже нет, то он имеет ввиду отмирание подлинного в социальном, то есть социальности. Такое отмирание «социальности» в социальном, по нашему предположению может также означать утверждение власти нахрапистости и сдвигов эмоционального в социальном. Но социальность всё же сохранится, отдав значительную часть своей территории агрессии, она будет с нею сосуществовать. Так, агрессия утвердится на поверхности жизни, готовая к формализации и институционализации. Но всё это видится далеко в тумане, поэтому сложно предполагать здесь что-то вразумительное. Ибо это будет уже Век агрессии, со своими особенностями.

Если всё это, как мы описали имеет место, и мы также поняли названных авторов, или близко к тому, то оттеснив «социальность», по новому полнится агрессия. Собравшись в преддверии и став в полный рост, агрессия войдёт в свой век хозяйкой.

Какие же изменения в мире людей могут привести к Веку агрессии, и как это связано с усилением роли чувств? При определяющей роли агрессии среди чувств как социальной заданности её возвышения. Когда такие чувства как обида, месть и зависть, всё чаще прибегают к агрессии, чтобы реализоваться сполна, а тревога и страх могут преодолеваться лишь путём агрессии. Агрессия становится тем местом, где скапливаются многие чувства, чтобы начать действовать. Это ли не будет обобщающим фактором складывания Века агрессии в преддверии и предпосылкой его будущности? Или какие-то силы, идущие от разумного, могут изменить такой ход событийности. Вот обо всём этом, и не только, наши раздумья.

Теперь можно открыться и заявить на опережение, что Век агрессии исподволь «зреет на пороге», в своём преддверии. Мы исходим из реальности существования отдельных составляющих Века агрессии, от взрывоопасного пульсирования его элементов, неустойчивости и изменчивости субъективных связей. Усваивая значение двух ключевых слов, – «нападение» и «разрушение», – выражающих в своей связке объектные отношения, различаем агрессию, которая имеет индивидуальное значение, что определяется её ролью в сущностных характеристиках Века агрессии. Последнее, не в пример объективным связям века, привносится во множестве субъективными ситуациями. Именно по текущим изменениям политических, социальных и психологических явлений в преддверии, закладываются сущности, которые приводят к новым реалиям в жизни и порядке. И если о творящей мысли (техническом прогрессе, тэхнэ и пр.) мы можем говорить как о предтече Века агрессии, то чувства в преддверии являются действующей силой в складывании составляющих Века агрессии в целостность. Ибо агрессия на этапе замысла и действования, а также того, к чему это приводит не обходится без чувств и переживаний.

В преддверии Века агрессии важное место занимают события и событийность. События в общем понимании есть жизненные сюжеты, где главным является "неповседневность", в которой персонажи и случившееся имеют отношение к значимому во времени. Событийность же есть то характерное в происходящем, а в преддверии, это агрессия, что делает его сущностным событием. Для самого Века агрессии упреждающим будет чередование тревожных событий, в которых даже хаотичность разброса событийности может иметь свои смысловые зигзаги.